"Алексей Николаевич Кулаковский. Не с той стороны " - читать интересную книгу автора

развале трудовой дисциплины! Страшная лень разъедает бригаду, и это видно на
каждом шагу. Не надо далеко ходить: вот здесь в конце улицы... В чьем это
дворе крыша ободрана?
- В моем! - послышалось где-то у двери. - А что?
- Ага, в вашем? - Дробняк по голосу узнал, что это та самая женщина,
которая так бойко здесь разговаривала, но чтобы еще больше убедиться,
наклонился над столом, вытянул шею. - В вашем, значит? Так чего же вы там
прячетесь за чужими спинами? Давайте сюда, ближе к столу, к свету!
- Могу и к свету, - сказала женщина и бойко двинулась к столу. Женщины
расступились и дали ей дорогу.
- Ну, вот мы и поговорим, так это, конкретно. Как ваша фамилия?
- Гич, Марья Гич.
- Хорошо, товарищ Гич. Так что ж вы, давно живете под такой дырявой
крышей?
- Давно. Только это не я, а моя корова. У меня хлев дырявый.
- Так. Ну, пусть себе хлев. Ясно. Так что ж вы до сего времени не могли
накрыть его?
- Не могла, потому что не было соломы!
- Так, соломы. - Инструктор иронически усмехнулся, глянул на бригадира,
а потом обвел глазами присутствующих. Никто не ответил на его усмешку, но
это не остановило оратора. - Соломы, значит, у вас нет. А знаете, дорогая
моя, что если так работать, как вы работаете, так не только соломы, но и
хлеба не будет. Кто не работает, тот не ест. Слышали об этом?
- А откуда вы, дорогой мой, - женщина шагнула еще ближе к столу, -
откуда вы знаете, как я работаю? А?
- А я уже все вижу, - уверенно заявил инструктор. - Тут долго не надо
смотреть, все ясно и так, как на ладони. Лентяйка вы неимоверная, вот в чем
корень! И ясно мне, что не одна вы тут такая! - Дробняк опять бросил взгляд
на шахматистов. - Ну вот спросим, например, - продолжал он, - сколько у вас
теперь трудодней?
- А что мне трудодни! - с возмущением проговорила женщина. - Спросите о
них в нашем правлении!
- Ну, ясно! И сказать стыдно! Так я вам заявляю здесь совсем конкретно
и авторитетно, что если вы и впредь именно так будете работать, то не только
не получите хлеба, ну, и, скажем, какой-нибудь соломы и другого, но и
усадьбу вашу обрежут! Обрежут по самую...
- Там видно будет! - громко сказала Марья. - А пока что вижу, что нам с
вами не о чем говорить и напрасно мы пришли на собрание! Идем, женщины!
Пусть товарищ оближет молоко на губах да немного присмотрится к людям, тогда
и приезжает к нам. Пошли!
Она резко повернулась и зашагала к дверям. Несколько женщин вышло за
нею в ту же минуту, а остальные удивленно зашевелились, заговорили и тоже
постепенно начали расходиться. Дробняк возвышался над столом с растерянным,
вытянутым лицом и не знал, что делать, о чем дальше говорить. Пока он
опомнился, в конторе остались только бригадир, несколько мужчин и
хлопцы-шахматисты. Последние даже приостановили игру.
Наконец, с возмущением и злостью, инструктор набросился на бригадира:
- Что это такое, что за саботаж?!
- Тут, короче говоря, немножко не с той стороны вышло, - хмуро и,
видимо, с болью в душе ответил бригадир.