"Владимир Куличенко. Клуб города N (Мистическая повесть)" - читать интересную книгу автора

рассудила она, обращаясь как бы к себе самой. - Однако, в таком случае, не
будет ли вас мучить совесть?
- Возможно, - неловко улыбнулся я, - но принужден напомнить первую
заповедь врача: не навреди. Поверьте, лекари как никто остро чувствуют
относительность и несовершенство человеческого знания, получая каждодневные
тому подтверждения. Не должен подобное говорить, но не хочу лицемерить. Я бы
мог, разумеется, обследовать вас, назначить лечение, но, повторюсь, не имею
намерения обманывать ни вас, ни себя.
От нее исходил тончайший аромат резеды и ландышевого мыла.
- Вы уже бывали у меня?
- Я заходила к вам намедни, но вы почивали.
О чем она думала, глядя в окно? Она принудила меня оправдываться,
чувствовать за собой вину - вину, которую я не мог признать. И кого винить?
Несправедливость и жестокость природы? Не слишком ли распространенное
обвинение и заодно оправдание? Я полагал, что она заплачет, но вместо этой
естественной женской реакции, произнесла не изменившимся голосом:
- Желается вам знать, что я - необычная пациентка. Когда я вижу в
зеркале свое лишенное красок и теплоты жизни лицо, я нахожу себя словно
полумертвой, то есть я не живу, не существую в той мере, в какой, например,
существуете вы. Мне известно о непознанных мною безднах радости, счастья,
полноты чувств, и я надеюсь, что стоит мне избавиться от моего уродства, как
я познаю их. Вы слышите, господин доктор? - неожиданно добавила она и
продолжила, не дожидаясь моего ответа. - Но вслед за тем я прихожу к
совершенно противоположному подозрению: уродливо ли мое лицо? Ведь многие
находят его изыскано красивым... К тому же, есть ли в жизни те бездны
счастья, о которых столь часто и надоедливо разглагольствуют люди? И почему
та, кто обладает пусть редкой, холодной, но красотой, никогда не чувствовал
себя счастливой? - она опять на мгновенье умолкла. - Говорят, что моя
красота леденит душу. Вы не находите?
- Вы явились ко мне за тем, чтобы я выписал рецепт счастья?
- Я не столь наивна, но...- она запнулась, - но я должна была к вам
прийти, - тотчас барышня с лицом деревянной куклы встала и, чуть сутулясь,
по-старчески засеменила, не попрощавшись, к двери. - Позже вы поймете
меня...
За окном усыпал дорогу куцый весенний снежок. У меня осталось грустное
чувство после ее ухода - не потому, что я узрел еще один из нескончаемой
череды ему подобных пример бездушия природы, но потому, что девица несла с
собой боль, к виду которой мое сердце не очерствело. Я сознавал, что ничем
не мог ей помочь, и в этом смысле был честен перед собой, однако признание
собственного бессилия не утешало, а унижало меня. Наблюдая мысленно свою
гостью, я находил и у себя ущербность. Она сказала, что она полумертвая, а
ведь и я - живу ли? Да и другие - живут ли? Мы все пригнетены
необходимостью, наш дух, по сути, умерщвлен, мы существуем рефлекторно... А
у нее, неожиданно подумалось, верно, двусторонняя контрактура лица, сильно
поражены лобные и скуловые мышцы - с медицинского угла зрения, вероятно,
было бы любопытно ее наблюдать. Впрочем, она заинтересовала бы не только
невропатолога, но и антрополога: какой-то и вправду необычный человеческий
тип, некое неизъяснимое притяжение было в чертах лица сутулой курсистки.
Я заварил чай в облупленном фаянсовом чайнике, поднес к губам чашку,
подул, разгоняя горьковатый парок... Вот ведь что непостижимо - минуту назад