"Владимир Кунин. Ночь с Ангелом" - читать интересную книгу автора

Была, так сказать, "дефлорирована"...
Причем произошло это всего через один час двадцать семь минут после
того, как за папой Натаном Моисеевичем и мамой Любовью Абрамовной закрылась
квартирная дверь и они отбыли на две недели в Дом отдыха Балтийского
морского пароходства.
Из этого вовсе не следовало, что Натан Моисеевич был старым морским
волком, избороздившим все акватории мира. Нет, нет и нет. Путевки Лифшицам
спроворил один жуликоватый профсоюзный деятель очень среднего ранга,
которому Натан Моисеевич в прошлом году шил теплое зимнее пальто из ратина с
воротником из натурального каракуля.
Если же попытаться отхронометрировать эти роковые час двадцать семь
минут начиная с первой секунды Фирочкиного одиночества, о котором она только
и мечтала с тринадцати лет, то картинка ее грехопадения встанет у нас перед
глазами будто живая...
Уже на лестничной площадке мама сказала Фирочке:
- И пожалуйста, никаких сухомяток! Обязательно доешь бульон с
клецками...
- И чтоб в доме - никаких посиделок! - строго сказал папа. - Ты меня
слышишь?! Тетя Нюра будет заходить и проверять тебя. А потом все мне
расскажет.
Тетя Нюра была младшей сестрой папы.
- Хорошо, хорошо, мамочка!.. Папа, не нервничай, умоляю тебя!
И Фирочка закрыла дверь на все замки. Она уже давно дико хотела писать,
но нервные и нескончаемые родительские наставления не давали ей возможности
исполнить этот столь естественный для всего человечества акт.
До потери невинности уже оставался всего один час и двадцать шесть
минут...
Отсчет времени пошел именно с того мгновения, как на лестнице, стоя
перед закрытой дверью своей маленькой двухкомнатной квартирки в доме номер
пятнадцать по улице Ракова - второй двор, направо, третий этаж, - Любовь
Абрамовна, коренная ленинградка, сказала своему мужу Натану Моисеевичу одно
из восьми знакомых ей еврейских слов:
- Мишугинэ!..
В смысле - "сумасшедший".
- Мишугинэ! - сказала Любовь Абрамовна. - Если бы я знала, что следить
за Фирочкой ты попросишь эту блядь Нюрку, на которой пробы поставить негде,
я бы тебе голову оторвала! И все остальное.
Натан Моисеевич, потомок древних переселенцев из-под белорусского
Себежа, располагал более широкой языковой палитрой. Он знал одиннадцать слов
на идиш, семь из которых были матерным переводом с русского. К чести Натана
Моисеевича следует заметить, что он не воспользовался ни одним из них, а
просто сказал, спускаясь по лестнице:
- Ай, не морочь мне голову!..
И поволок тяжеленный чемодан на автобусную остановку к Зимнему
стадиону.
А за дверью в квартире Лифшицев уже шла вторая счастливая минута
Фирочкиной двухнедельной свободы!
Фирочка рванула на горшок, радостно сделала свои небольшие делишки и
спустила за собой воду.
До дефлорации оставался один час двадцать пять минут...