"Владимир Кунин. Ночь с Ангелом" - читать интересную книгу автора

доброжелательный немецкий следователь при помощи переводчика разговаривал с
подследственным Алексеем Самошниковым.
Судя по тому, что немец говорил почти то же самое, что и беглый Гриша
Гаврилиди, упоминал те же трехсотметровые подкопы под Берлинской стеной и,
посмеиваясь, рассказал про семейную подводную лодку для преодоления Шпрее, я
понял, что Лешкин сокамерник был примитивной "подсадной уткой".
Как мне показалось со стороны, в конце концов и Лешка это понял. А
может быть, я и ошибаюсь...
- Выбор у вас невелик: или четыре года тюремного заключения за
нелегальный переход границы с разведывательными целями, или... - бесстрастно
вещал переводчик.
- Какими "разведывательными целями"?! - испугался Лешка.
- Следователь утверждает, что в суде ему удастся доказать вашу
причастность к советской разведке. Или вы делаете заявление о предоставлении
вам политического убежища по причине...
Переводчик вопросительно посмотрел на пожилого немца:
- Какую причину он должен указать в заявлении?
- Обычную - антисемитизм. Он же наполовину еврей.
- По причине антисемитских преследований у вас на родине, - уже
по-русски сказал переводчик.
- Но меня никто никогда не преследовал, - растерялся Лешка.
Переводчик впервые с интересом посмотрел на него:
- Вы действительно хотите сидеть в тюрьме?
- Нет... Я хочу только домой, - сказал Лешка и горько заплакал, уронив
голову на руки.
А потом я вообразил себе, какой разговор мог бы произойти между старым
следователем и переводчиком после того, как Лешку Самошникова, подписавшего
просьбу о предоставлении ему политического убежища, увели в камеру.
Переводчик мог бы спросить у следователя:
- Он же актер театра - какая "разведка"?
- Никакой, - ответил бы следователь, собирая свои бумаги.
- А обещанные ему четыре года тюрьмы?
- Полная ерунда. Максимум, что ему грозит, - депортация на Восток, а
оттуда - в Союз. Вот русские ему уже этого не простят...
- Вас не тошнит от такого спектакля?
- Мне осталось сдерживать свой рвотный рефлекс еще ровно сто двадцать
дней. Через четыре месяца я ухожу на пенсию и, как дурной сон, постараюсь
забыть этого несчастного русского мальчика.
Так ведь не было такого разговора между старым следователем и тюремным
переводчиком!
Никто из них не сказал ни единого слова.
Они слишком давно работали вместе по "русским делам" и привыкли очень
бояться друг друга. Как, впрочем, все сослуживцы в Германии.
... Прошло четыре месяца. Это я понял несколько позже...
На окраине города, .по странному стечению обстоятельств недалеко от той
тюрьмы, где в свое время пребывали Леха Самошников и Гриша Гаврилиди, на
углу маленькой Фридрихштрассе и Блюменвег бросило свой якорь крохотное
русское кафе "Околица", принадлежавшее бывшему выпускнику Мариупольского
культпросветучилища Науму Френкелю.
Никакая эмиграция не могла погасить тот неукротимый огонь русской