"Владимир Кунин. Привал " - читать интересную книгу автора

говори, я хороший доктор. Ну-ка, дыши...
Она поцеловала его в шрам и приложила ухо к стетоскопу.
- Реже и глубже. Хорошо... И еще раз. Хорошо! И еще...

Кухня усадьбы была завешана старинной медной кухонной утварью. Грубые
полки темного дерева заставлены белыми фаянсовыми банками с притертыми
крышками. На каждой банке готическим шрифтом ультрамариновая надпись:
"Сахар", "Перец", "Соль", "Шафран"...
В этой огромной кухне было все несоразмерно преувеличено. Чудовищная
плита занимала добрую половину кухни. Над ней висел громадный
четырехугольный медный колпак с вытяжной трубой, напоминающий крышу
небольшого зажиточного дома. Напротив плиты, у высоченных кухонных окон с
грубыми безвкусными витражами, стоял удручающей длины разделочный стол из
слишком толстых дубовых досок. Вокруг него торчали восемь чересчур больших
стульев с высоченными спинками. Старая кофейная мельница была каких-то
невероятных размеров. Даже свеча, стоявшая на столе, достигала почти
полуметра и была толщиной с гильзу от противотанкового снаряда. Казалось,
что эта кухня принадлежала не семейству отставного генерала фон Бризена,
состоящему всего из двух человек невысокого роста, а целому клану гигантов
викингов, способных на этой плите изжарить быка и сожрать его в одно
мгновение.
Дмоховский сидел за столом и ручной мельницей молол себе кофе. Его
знобило. Он кутался в старый клетчатый шотландский плед, мерно крутил медную
рукоятку мельницы, слушал хруст перемалываемых зерен и неотрывно смотрел на
оплывающую желтую свечу.
На столе стояли спиртовка, медный ковшик с водой и толстая фаянсовая
кружка. "Вы знаете, Аксман, у меня буквально разрывается сердце, когда я
представляю себе, что вам какое-то время придется сосуществовать с этим
скопищем грязных варваров... - говорил ему фон Бризен, когда Дмоховский
помогал упаковывать им вещи. - Но двадцать лет мы прожили с вами под одной
крышей..." - "Двадцать три года, господин генерал", - поправил его тогда
Дмоховский. "Конечно, конечно!.. - немедленно согласился фон Бризен. - И
если до нашего возвращения вам удастся сберечь этот дом, в котором мы оба
состарились..." Фон Бризен заплакал, и Дмоховский поспешил его тогда
успокоить: "Я сделаю все, что в моих силах, господин генерал".
На втором этаже заскрипели половицы, послышались чьи-то шаги.
Дмоховский поставил мельницу на колени, заслонился ладонью от света свечи и
повернулся к открытой двери кухни. Он услышал, как кто-то спускается по
лестнице, и подумал: "Сейчас в дверях появится фон Бризен и скажет: "Вы
знаете, Аксман, у меня опять кончилась сода..." Потом улыбнется, сощурит
свои близорукие глаза и тихо добавит: "И уж если вы не спите, черт побери,
почему бы нам не выпить по рюмке?""
В темном проеме кухонных дверей, словно в большой дубовой раме,
появились Васильева и Станишевский. Васильева была в юбке и гимнастерке без
ремня. На голову и плечи накинут обычный серый деревенский пуховый платок.
Под платком топорщились погоны. На ногах - мягкие домашние туфли. Наверное,
поэтому Дмоховский слышал шаги только одного человека.
Станишевский был одет по всей форме. На плече висел автомат. И только
шапку он держал в руке.
- Не спится, пан Дмоховский? - спросила Васильева.