"Андрей Кураев. Христианство на пределе истории " - читать интересную книгу автораиерархии ценностей, - это мир пошлости. Все занижено. Все плоско. Все
одинаково. Обо всем можно судить и рядить одномерно. Мы и наши моды - мерило всего. И человек забывает, что он призван к служению. Он забывает, что жить можно только ради того, за что не страшно умереть. Забыв это, он, между прочим, для начала утрачивает и другое знание - знание о том, что "есть истины, за которые нельзя жить и умирать; есть вторичные истины, за которые нельзя , - за которые мы не имеем права жить и умирать" [22] . Потеряв небо над своей головой, человек теряет ориентацию и, неподсудный никому, сам присваивает себе право судить всё и вся... 27 октября 1998 на моей пресс-конференции в г. Иванове речь зашла о причинах, по которым Церковь выступила против показа фильма "Последнее искушение Христа" по НТВ [23] . И вдруг директор областной телерадиокомпании в Иванове выступил в защиту своего коллеги и соплеменника Гусинского (хозяина НТВ и председателя Российского еврейского конгресса), бросив между делом: "Каждый из нас судит Христа по-своему". И даже после моего возмущения не поправился, что, мол, "судит о Христе". Так действительно точнее: "наши плюралисты" присвоили себе право судить Христа... Как оторваться от этого плоскостного мышления? "Только путем приобщения к бульшему человек делается свободным от мйньшего, от самого себя, каким он есть сейчас" [24] . Опять же по верному слову Г. Померанца [25] : "Слой сознания, на который действуют инстинкт, идеология, реклама и т. п., - почва нашего неосознанного рабства. Свобода коренится на самой большой глубине, там, где не остается никакого выбора и не мы свободны, а Бог свободно расправляется в нас. Свобода в аду - возможность выбрать другое, выбраться из ада. Но в раю всякое другое - это потеря рая, и свобода любящего есть или она разрушает найденное во имя права на вечный поиск (соблазн Ставрогина). Достоевский довел историю Дон-Жуана до конца, который только смутно осознан в легенде: Ставрогин проваливается в ад исчерпанных желаний" [26] . Здесь говорится о высшей свободе: свободе в Боге. Но ведь даже и малая свобода может быть минимизирована - свобода выбирать между Богом и тлением. Человек может быть воспитан так, что он и не узнает о том, что в него заложена такая свобода, что у него есть право на такой выбор. Память о Христе будет погребена тем успешнее, чем привычнее будет это имя. "А что тут думать-то - и так все известно: был такой моралист в древности. Он начал борьбу за права человека. Ну а сейчас у нас совсем свобода!" И вот уже большинство школьников, опрошенных в германских супермаркетах во время рождественских распродаж, оказывается, даже и не знают о том, день Рождения Кого именно они празднуют столь весело и вкусно. Бог - подлинный Бог - будет забыт. Его лик будет слишком тусклым на фоне рекламных щитов и эстрадно-политических "имиджей". Пригрядшее общество не сможет дать ответ на главный вопрос: "Что значит быть христианином?" Уже сегодня ответ почти неслышен. На Западе "быть христианином" понимается как "быть порядочным гражданином, исправно платить налоги и в меру заниматься филантропией". На заре ХХ века Бальмонт сказал о Западе (Париже): "Здесь вежливо холодны к Бесу и к Богу, и путь по земным направляют звездам" ("Здесь и Там"). В середине ХХ века крупнейший протестантский богослов столетия Пауль Тиллих, отвечая на вопрос, молится ли он, возразил: "Нет, но я медитирую" [27] . Ну, а конец века у нас у всех еще |
|
|