"Андрей Кураев. Христианство на пределе истории " - читать интересную книгу автора

иерархии ценностей, - это мир пошлости. Все занижено. Все плоско. Все
одинаково. Обо всем можно судить и рядить одномерно. Мы и наши моды - мерило
всего. И человек забывает, что он призван к служению. Он забывает, что жить
можно только ради того, за что не страшно умереть. Забыв это, он, между
прочим, для начала утрачивает и другое знание - знание о том, что "есть
истины, за которые нельзя жить и умирать; есть вторичные истины, за которые
нельзя , - за которые мы не имеем права жить и умирать" [22] . Потеряв небо
над своей головой, человек теряет ориентацию и, неподсудный никому, сам
присваивает себе право судить всё и вся...
27 октября 1998 на моей пресс-конференции в г. Иванове речь зашла о
причинах, по которым Церковь выступила против показа фильма "Последнее
искушение Христа" по НТВ [23] . И вдруг директор областной телерадиокомпании
в Иванове выступил в защиту своего коллеги и соплеменника Гусинского
(хозяина НТВ и председателя Российского еврейского конгресса), бросив между
делом: "Каждый из нас судит Христа по-своему". И даже после моего возмущения
не поправился, что, мол, "судит о Христе". Так действительно точнее: "наши
плюралисты" присвоили себе право судить Христа...
Как оторваться от этого плоскостного мышления? "Только путем приобщения
к бульшему человек делается свободным от мйньшего, от самого себя, каким он
есть сейчас" [24] . Опять же по верному слову Г. Померанца [25] : "Слой
сознания, на который действуют инстинкт, идеология, реклама и т. п., - почва
нашего неосознанного рабства. Свобода коренится на самой большой глубине,
там, где не остается никакого выбора и не мы свободны, а Бог свободно
расправляется в нас. Свобода в аду - возможность выбрать другое, выбраться
из ада. Но в раю всякое другое - это потеря рая, и свобода любящего есть
отказ от выбора. Свобода найти переходит в свободу сохранения найденного;
или она разрушает найденное во имя права на вечный поиск (соблазн
Ставрогина). Достоевский довел историю Дон-Жуана до конца, который только
смутно осознан в легенде: Ставрогин проваливается в ад исчерпанных желаний"
[26] .
Здесь говорится о высшей свободе: свободе в Боге. Но ведь даже и малая
свобода может быть минимизирована - свобода выбирать между Богом и тлением.
Человек может быть воспитан так, что он и не узнает о том, что в него
заложена такая свобода, что у него есть право на такой выбор. Память о
Христе будет погребена тем успешнее, чем привычнее будет это имя. "А что тут
думать-то - и так все известно: был такой моралист в древности. Он начал
борьбу за права человека. Ну а сейчас у нас совсем свобода!" И вот уже
большинство школьников, опрошенных в германских супермаркетах во время
рождественских распродаж, оказывается, даже и не знают о том, день Рождения
Кого именно они празднуют столь весело и вкусно.
Бог - подлинный Бог - будет забыт. Его лик будет слишком тусклым на
фоне рекламных щитов и эстрадно-политических "имиджей". Пригрядшее общество
не сможет дать ответ на главный вопрос: "Что значит быть христианином?"
Уже сегодня ответ почти неслышен. На Западе "быть христианином"
понимается как "быть порядочным гражданином, исправно платить налоги и в
меру заниматься филантропией". На заре ХХ века Бальмонт сказал о Западе
(Париже): "Здесь вежливо холодны к Бесу и к Богу, и путь по земным
направляют звездам" ("Здесь и Там"). В середине ХХ века крупнейший
протестантский богослов столетия Пауль Тиллих, отвечая на вопрос, молится ли
он, возразил: "Нет, но я медитирую" [27] . Ну, а конец века у нас у всех еще