"Андрей Кураев. Раннее христианство и переселение душ" - читать интересную книгу автора После смерти вавилонянин уходит "В дом мрака, жилище Иркаллы, в дом,
откуда вошедший никогда не выходит, в путь, по которому не выйти обратно, в дом, где живущие лишаются света, где их пища - прах, и еда их - глина, а одеты, как птицы, одеждою крыльев, и света не видят, но во тьме обитают, а засовы и двери покрыты пылью" [34]. Гильгамеш ищет избавления от смерти. Его путешествие к Утнапишти - единственному человеку, обретшему бессмертие - может быть истолковано не только как эпос, но и как описание мистерии... Но итог все равно неутешителен. Путь Утнапишти неповторим и для людей путь к бессмертию закрыт. "Только боги с Солнцем пребудут вечно, а человек - сочтены его годы, чтоб он ни делал - все ветер!" [35]. Утнапишти - вавилонскому Ною, спасшемуся при потопе, бессмертие было даровано при слишком уникальных обстоятельствах. Увидев землю, опустошенную потопом, увидев мир, забитый трупами и осознав отсутствие жертв, которыми люди при всей их шумливости все-таки ублажали богов, последние испытали чувство, близкое к покаянию и как бы во искупление своего греха перед людьми даровали лично Утнапишти бессмертие. И эта ситуация слишком уж необычна. Довести Энлиля до покаянного чувства явно трудно. Поэтому путь Утнапишти никак не есть "путь всея земли"; его путь неповторим. И хоть затем по совету Утнапишти Гильгамеш добывает цветок бессмертия - и это оказывается напрасно. Бессмертным становится змей, похитивший цветок жизни, найденный Гильгамешем. Змей обрел способность сбрасывать кожу и оказываться вновь молодым - но не человек... "Гильгамеш сказал ему, дальнему Утнапишти: Что мне делать, Утнапишти, куда отправляться? Та, что меня преследовала неумолимо, воссела в моей спальне - это Смерть! И куда я лицо ни обращаю, повсюду она - смерть!". который шумерская поэма "В степи ранних трав" называет "Дорогой, которая губит того, кто идет по ней" [36]. Она приводит к миру, в котором "в реке подземного царства вода не течет - вода из нее не утоляет жажды. В полях подземного царства не растет зерно - из него не мелют муки. Овцы подземного царства не носят шерсти - из нее не ткут ткани" [37]. Аид греков, Шеол древних евреев по шумерски назывался "кур". "Первоначально это слово означало "гора", затем приобрело более общее значение - "чужая страна", потому что окружающие горные области таили в себе постоянную угрозу для Шумера" [38]. Это - путь для всех. "Существование в подземном мире "Эпоса о Гильгамеше" мучительно, однако, существуют различные градации страдания. С теми, кто имел большие семьи, кто пал в битве, с тем, кто достойно провел жизнь, обращаются лучше, чем с остальными. Но все же какие-либо ясные моральные и этические принципы, по-видимому, недействительны в инфернальном мире" [39]. И это путь, по которому нет возврата. Умерший сын отвечает ищущей его матери: "Я не трава и не могу вырасти вновь для нее; я не вода, и не могу подняться вновь для нее; я не трава, пробивающаяся в пустыне [40]; я не новая поросль, пробивающаяся в пустыне". Поскольку поэма "В степи ранних трав", откуда взята эта цитата, относится к IV тысячелетию до Р. Х., постольку нетрудно заметить, что жители Месопатамии столь глубокой древности не были знакомы с якобы "древнейшей" реинкарнационной философией. Есть, однако, в шумерской религиозной литературе один мистериальный текст, который дает надежду. Это миф "Брак Энлиля и Нинлиль", содержащий рассказ о схождении богини Нинлиль в мир смерти и о ее возвращении. Там |
|
|