"Андрей Кураев. Оккультизм в православии " - читать интересную книгу автора

церковной жизни: о проповедниках, миссионерах, просветителях. И о том, какие
неожиданные вещи могут с ними происходить.
Лишь со стороны кажется, что Церковь - монолит. В ней, мол, сплошное
единомыслие и единообразие. Все вопросы уже решены, и остается лишь
повторять цитаты из "Катехизиса". Но это не так. И внутри Церкви есть немало
таких пространств, о которых можно сказать словами В. Розанова: "В мире
неясного и нерешенного". Кроме того, даже те ответы, что уже накоплены в
церковном предании, могут быть понимаемы по-разному разными людьми (а
кому-то они могут оказаться просто незнакомы в силу недостатка богословского
образования, а бывает, что некоторые грани церковного предания у иных
современных церковных писателей вызывают несогласие и даже аллергию).
В общем, и внутри Церкви есть поводы для дискуссий, для разногласий,
для ясных размежеваний. В конце концов если мы спорим, значит, мы живем.
Если есть споры и дискуссии, значит, есть поводы для мысли, значит, есть
поиск; если есть сомнения, значит, будут аргументы. Внутрицерковные споры не
посрамляют Церковь, а, скорее, удостоверяют ее жизненность. Мы - разные, с
разным жизненным опытом, с разными призваниями, с разными знаниями (как ума,
так и сердца). Что ж: "Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы
открылись между вами искусные" (1 Кор. II, 19). В Церкви есть болезни, и
очень серьезные*. Но болезни могут быть только у живого существа. Труп не
болеет. А Церковь болеет, и, - значит, она жива. Более того - за всю историю
Церкви не было времени, когда в ней не было бы серьезнейших проблем. Но эти
"актуально-насущные" проблемы оставались каждая в своем времени. А Церковь
переходила в следующий век.
______________
* "Или ты не знаешь, что тело Церкви подвержено большим болезням и
напастям, нежели плоть наша; скорее ее повреждается и медленнее
выздоравливает" (Свт. Иоанн Златоуст. Шесть слов о священстве. -
Forestville, 1987, с. 70)

Приближаясь к порогу Церкви, я очень опасался, что попаду в новую КПСС.
Мне была неприятна атмосфера официозного единомыслия, обязательных
аплодисментов мнению начальства, бегства от любых серьезных дискуссий,
восхваления своей истории, беспроблемного видения своего настоящего и
будущего, которая царила в советской идеологии. К счастью, книги, что
встретились мне в те дни, были книгами честными, резкими и дискуссионными
(книги протоиерея Георгия Флоровского, протоиерея Александра Шмемана,
протоиерея Иоанна Мейендорфа). Я с облегчением увидел, что церковные люди
четко различают "достоинство христианства и недостоинство христиан".
Может быть, и среди сегодняшних людей найдутся те, кому открытие
разномыслия внутри Церкви поможет войти в нее. Хотя бы тем, что антипатию к
какому-нибудь церковному проповеднику (например, - ко мне) они не будут
переносить на всю Церковь, но будут знать, что в Церкви - разные люди, и,
Бог даст, смогут найти себе такого собеседника, который облегчит им путь к
ней.
Итак, разномыслию надлежит быть. Поэтому далеко не всегда, когда мне
встречается у того или иного церковного писателя мнение, с которым я не
согласен, я берусь за перо и бросаюсь в полемику. Ибо одно дело - видеть,
что некий человек высказывает мнение, мне не близкое. Но другое - видеть,
как он высказывает суждение, мне давно знакомое, но знакомое по сектантской