"Андрей Кураев. Ответы молодым " - читать интересную книгу автора

В этой связи для меня особенно ощутимо различие между евангельским
началом христианства и, скажем так, исторически сложившимся образом
православной жизни. Евангельская символика помещает святыню в грязь, надеясь
на то, что грязь освятится, а не боясь того, что святыня осквернится.
Царство Божие (!!!) уподобляется дрожжам, бросаемым в тесто, зерну,
брошенному в землю, кладу, зарытому в поле*. В неводе рыбы ценные и сорные,
на том же самом церковном поле предполагается, что будут расти и сорняки, и
пшеница.
______________
* См.: Мф. 13, 33, 31-32, 44.- Ред.

То есть нечто святое, чистое, хорошее, бросается в негожее место,
втаптывается в грязь. Но зато эта грязь преображается.
Человек, несведущий в агрономии, мог бы возмутиться картиной сева:
казалось бы, добротные и вкусные вещи крестьянин разбрасывает, затаптывает в
грязь, обрекает на гниение! Христос пришел в мир, о котором заранее знал,
что большинство в нем будет радоваться Его распятию, и лишь численно
ничтожное меньшинство расслышит Его слова. А апостолов Христос посылает во
враждебный мир, как овец посреди волков*. Все притчи о Царстве Небесном
связаны с тем, что что-то светлое входит во тьму, чтобы ее преодолеть. Свет
во тьме светит**. Слово Божие пришло к проституткам и гаишникам (так на
языке сегодняшних реалий будет звучать церковнославянская и оттого
завышенная формула "блудники и мытари").
______________
* Мф. 10, 16.- Ред.
** Ин. 1, 5.- Ред.

А вот в историческом развитии Православия возобладала противоположная
тенденция: изымать святыню из мирского контекста, выковыривать свет из тьмы
и класть на сохранение в позолоченный ларец. Чем дальше - тем более
нарастала потребность спрятать святыню от "нечистых рук". Все выше
становятся иконостасы. Усложняется путь к церковному Таинству (чтобы оно
было редким, чтобы обязательно соблюсти какую-то технологию, прежде чем к
нему прикоснуться). Наиболее ярко эта перемена видна на многих иконах, где
святитель, скажем, держит Евангелие не рукою, а подложив платочек.
Оказывается, что нельзя прямо прикоснуться к Евангелию, обязательно нужен
какой-то посредник. Значит, человек (даже рукоположенный и даже святой)
воспринимается как источник профанации, искажения. Ты не тот, кто нуждается,
чтобы святыня пришла к тебе такому, какой ты есть,- грязненькому и
черненькому. Нет, напротив. Ты тот, кто угрожает святыне. Человек
воспринимается как источник скверны. Он угрожает святыне, и святыню надо
спасать от него. Это, конечно, радикальная антимиссионерская установка, ведь
евангельский пафос совсем другой - святыня приходит, чтобы спасти меня.
Это совершенно разные установки: святыня как лекарство для больных - и
больной как угроза для лекарства. Но именно последняя психология
господствует в наших приходах.
Спросите сегодня наших прихожан - можно ли священнику ходить в
городскую баню, могут ли они представить себе, что апостолы мылись в общих
банях. Ответ вы получите возмущенно-отрицательный. Баня - место блудное и
скверное, и негоже святыню смешивать с грязью! Но древнейшая церковная