"Андрей Кураев. Уроки сектоведения, часть 2 " - читать интересную книгу автора

сторонники Первого Вселенского Собора и св. Афанасия Великого) казались
модалистами-савеллианами (тем более, что и сам термин "единосущный" был
впервые введен в богословский обиход Павлом Самосатским - причем с таким
толкованием, что между Сыном и Отцом снимались все различия).
Чтобы защититься от обвинения в савеллианстве ("Савеллий утверждает не
столько то, что Ипостаси суть одно, сколько то, что каждая - ничто"*) надо
было найти способ утвердить реальность не просто Единой сущности Божества,
но и каждого из Его Лиц.. Перед православным богословием была поставлена
задача - "не лишить самостоятельности прочие лица и не соделать Их силами
Божиими, которые в Отце существуют, но не самостоятельны"**.
______________
* св. Григорий Богослов. Слово 3 // Творения. Троице-Сергиева Лавра, 1992,
т. 2. с. 36.
** св. Григорий Богослов. Слово 31. О богословии пятое // Творения.
Троице-Сергиева Лавра, 1992, т. 2. с. 462.

В этих условиях тот, кто принимал термин "единосущный", не мог строить
свою систему на термине "просопон" - слишком велик был в этом слове привкус
субъективности и мнимости.
Поэтому каппадокийцы - даже прекрасно понимая ту иллюзию троебожия,
которую может создать речь о трех именно ипостасях*, - избрали именно этот
термин** и причем с настоятельным акцентом на том, что слово ипостась надо
понимать в том значении, которое Аристотель придавал термину "первая
сущность".
______________
* "Лучше иметь недостаточное понятие о единстве, нежели со всей дерзостью
предаваться нечестию" (св. Григорий Богослов. Слово 31. О богословии пятое
// Творения. Троице-Сергиева Лавра, 1992, т. 2. с. 451). То есть: лучше
поставить разум перед затруднением - как обосновать единство Сына и Отца,
нежели нечестиво лишить Христа Божественного статуса.
** Причем именно избрали: "св. Василий явно избегает слова просопон. Оно
для него означает форма или лицо в смысле лик, физиономия. Оно употребимо в
этом случае как пасть на лицо, говорить лицом к лицу и подобное. Для
богословского слуха св. Василия оно имело какой-то савеллианский привкус,
смысл чего-то случайного" (архим. Киприан (Керн). Золотой век святоотеческой
письменнности. М., 1995, с. 77). Если порой св. Василий готов не настаивать
даже на формуле Первого Вселенского Собора ("единосущный"), то в отношении к
слову ипостась он неуступчив: "Уклоняющиеся от выражения три ипостаси не
избегают погрешности Савеллия, который говорит, что та же ипостась
преобразуется по встречающейся каждый раз нужде" (св. Василий Великий.
Письмо 228 (236) к Амфилохию).

У Аристотеля первая сущность - это единичное конкретное существование,
например, отдельный человек (Категории 5, 2а11-14). В терминологии
Аристотеля есть сильный антиплатоновский заряд. Для Платона по настоящему
реальны общие идеи. Им принадлежит первенствующее бытие, а конкретные
воплощения идеи вторичны (вот эта лошадь вторична по отношению к идее
лошадиности). Для Аристотеля все наоборот: "первая сущность" - это
конкретный предмет, а любые обобщения есть только наши обобщения и потому
все родо-видовые отвлеченности оказываются "вторыми сущностями". И вне