"Андрей Кураев. Протестантам о Православии " - читать интересную книгу автора

хорош, а мясо протухло"... Перевод, а уж тем более истолкование всегда
зависят от духовного опыта человека.
Сколько существует прочтений Пушкина или Гете! Даже газета-однодневка -
и та может быть воспринята по-разному. Любой текст живет в сотворчестве
автора и читателя. Читатель не просто потребляет текст, он его заново
оживляет, по-своему творит. Поистине "нам не дано предугадать, как слово
наше отзовется".
Но тем более неизбежны разнопрочтения, когда речь идет о Библии -
книге, от которой мы отстоим столь далеко и по своему духовному уровню, и по
историко-культурному окружению. Поэтому кто бы ни говорил о Писании, его
речь не менее говорит нам о нем самом, чем о Евангелии. Выбор комментируемых
мест и сам комментарий, интонация разговора и конечные выводы - все это
зависит от опыта и культуры человека. И тот факт, что у нас есть не одно
Евангелие, а четыре, и называются они - "Евангелие по..." - уже само это
говорит о том, что любой пересказ Благой Вести Христа неизбежно
интерпретативен. Можно даже сказать с большим усилением: если бы кто-то мог
ежедневно прочитывать Евангелие целиком, то он каждый день читал бы другую
книгу, ибо сам он меняется - в том числе и под воздействием чтения
Богодухновенного текста (на этом основано церковное требование регулярного
чтения Писания).
Но люди доверчиво внимают проповедникам, заявляющим: "Мы проповедуем
только Евангелие. Мы несем простое и истинное понимание Евангелия. Мы живем
только и строго по Евангелию. Откройте глаза, возьмите в руки Евангелие,
которое мы вам подарим, и читайте. Мы будем давать вам очевидные
комментарии, и вы увидите, что православные просто исказили евангельские
слова...".
Эти проповедники зовутся протестантами. А так как при недавнем
господстве "теории отражения" сложнейшие философско-методологические
исследования, вскрывающие отношения между субъектом познания и его объектом,
были названы "идеалистическими выдумками" и запрещены, то человеку, который
не наслышан о Витгенштейне, Поппере и Гуссерле, трудно понять, что любой
текст существует только в интерпретации, или, усилив акцент: текст вообще не
существует без читающего. Все, чего ни коснется человек, он делает "своим",
на все он налагает неизбежный отпечаток своего жизненного и духовного опыта,
все понимает в свою меру. И нетрудно догадаться, что грек, еврей или
египтянин третьего века слышали в Евангелии нечто иное, чем американец
двадцатого века. А если эта разница неизбежна - то как выбрать
интерпретацию, которая и исторически и духовно была бы наиболее адекватна
вере первых христианских общин?
Православие пронесло сквозь века то осмысление проповеди Иисуса из
Назарета, которое дали первые, преимущественно ближневосточные поколения
христиан. Конечно, этот изначальный опыт и обогащался и дополнялся, что-то в
нем временами тускнело, а что-то вспыхивало ярче - но эта непрерывность
сохранена. И на мой взгляд, эта традиция прочтения Евангелия и исторически и
духовно глубже и достовернее, чем попытки реконструкции, предпринимаемые
американскими миссионерами на стадионных "Фестивалях Иисуса" и телеэкранах.
Это - их видение Евангелия. Но является ли оно действительно апостольским?
Любой серьезный культуролог согласится с суждением Константина Андроникова:
"крик Реформы: sola Scriptura по сути своей есть не более чем полемический
аргумент"*. Например, Джимми Сваггерт решил пересказать в телепроповеди