"А.М.Курбский. Из "Истории о Великом князе московском" (Памятники русской публицистики XV и XVI?вв) " - читать интересную книгу автора

отягощены были доспехами, а многие храбрые мужи на теле и раны уже имели,
и совсем мало нас, сражающихся с ними, осталось. А войско наше, те, что
остались снаружи, как увидели, что мы уже в городе, а татары со стен
побежали, то все в город ринулись - и лежавшие, будто раненные, вскочили и
те, что якобы сном смерти спали, воскресли. И со всех сторон не только
эти, но и из станов, и кашевары, и те, что были у коней оставлены, и
купцы, что с товарами приехали, - все сбежались в город, но не для боя с
врагами, а за добычей многой, поскольку город тот, воистину, полон был
драгоценных богатств: золотом, и серебром, и камнями драгоценными, и
соболями был изобилен, и другими великими богатствами. Татары же с нашей
стороны укрылись на царском дворе, а низинную часть города те, кто смог
убежать, покинули. А с другой стороны, от Арского поля, там, где подкоп
взорвало, царь казанский с придворными своими отступил до половины города
и укрепился на Тезицком рву, а по-нашему - на Купеческом, крепко сражаясь
с христианами. А города этого две части плоски и на горе стоят, а третья
часть очень низинна, как в пропасти; поперек же от стены через полгорода
Булак течет аж до низинной части, образуя ров немалый. Сам же город этот
велик, немногим меньше Вильно.
И длилась эта описанная выше битва, помнится, уже часа четыре и даже
больше - и стены со всех сторон штурмовали, и в городе сеча шла. И тут
увидели басурманы, что христианского войска мало осталось - чуть ли не все
за добычей кинулись: многие, говорят, по два и по три раза к станам
отходили с добычей и снова возвращались, храбрые же воины беспрестанно
сражались. Вот увидели басурманы, что утомлены уже воины храбрые, и,
ударив на них, стали крепко налегать. Добытчики же те прежденазванные,
когда увидели, что наши вынужденно отступают понемногу, отбиваясь от
басурманов, в такое тотчас бегство ударились, что многие и в ворота не
попали, а вместе с добычей со стены бросались, а некоторые, и добычу
побросав, только вопили: секут, секут! Но, за благодатью Божьей, храбрые
сердцем не дрогнули. Также и нам, с нашей стороны, очень тяжко было от
напора басурманов - за то время, как ворвались в город и вышли из него, в
моем полку девяносто восемь храбрых мужей было убито, не считая раненых.
Однако, благодати ради Божьей, устояли с нашей стороны против них
недвижимо. С другой же, прежденазванной стороны немного отступили, как уже
говорил, из-за большой силы натиска их. И подали о себе весть царю нашему
и всем советникам, возле него в то время бывшим. Да и сам он видел бегство
из города тех прежденазванных беглецов, и не только сильно в лице
изменился, но и сердце его дрогнуло, поскольку решил он, что уже войско
христианское басурманы из города изгнали. Увидели это мудрые и искусные
синклиты его и повелели хоругвь великую христианскую возле городских
ворот, называемых Царскими, воздвигнуть, и самого царя, хотел он того или
не хотел, за узду коня его взяв, возле знамени поставили. А некоторые из
синклитов этих были мужами в возрасте отцов наших, состарившимися в
добродетелях и во всяческих делах ратных. Половине же большого полка
царского, в котором было более двадцати тысяч отборных воинов, тотчас
приказано было сойти с коней, то же самое не только детям своим и
родственникам повелели, но и самих их половина сошла с коней, и двинулись
они в город на помощь тем утомленным воинам.
Когда пришло в город внезапно так много воинства свежего, в
пресветлые доспехи облаченного, тотчас царь казанский со своим воинством