"Павел Григорьевич Курлов. Гибель Императорской России " - читать интересную книгу автора

разрешил дать несколько спектаклей на польском языке, причем мне не
приходило на мысль, что подобное разрешение было бы незаконным. Вслед за тем
я уехал в С.-Петербург, ,где товарищ министра внутренних дел, генерал Д. Ф.
Трепов при свидании со мной показал мне номер какой-то газеты с сообщением о
торжественном характере первого польского спектакля и в резкой форме спросил
меня о причинах разрешения представлений польской труппы. Я возразил на это,
что и он, Д. Ф. Трепов, в качестве московского обер-полицеймейстера,
разрешал артистке Кавецкой петь по-польски, на что последовало неожиданное
для меня замечание, что Москва - русский город. Мне пришлось тогда доложить
начальству, что и Минск я считаю русским городом и что ни в законе, ни даже
в циркулярах графа Муравьева такого запрещения не содержится.
В результате, хотя польское население и не проявляло той враждебности,
как население еврейское, но правительство своей политикой не приобрело себе
и друзей, между тем как католическое духовенство, имевшее неограниченное
влияние на свою паству, при ином к нему отношении, могло оказать власти
серьезную поддержку.
Я никогда не забуду выезда того же графа Шембека по окончании службы из
костела, находившегося рядом с моим домом. Когда епископ появлялся в дверях
костела, толпа католиков, запружавшая обыкновенно в это время площадь,
падала на колени и не поднималась, пока епископский экипаж не скрывался с
глаз. Рядом с простолюдином стояли на коленях элегантные дамы в роскошных
туалетах, несмотря на грязь или пыль на площади.
Антирелигиозные запрещения были отменены Манифестом 17 октября.
Естественно, что католики приняли все меры, чтобы обставить первые крестные
ходы по улицам города самым торжественным образом. Один из первых крестных
ходов в Белостоке повлек за собой еврейский погром. Я не имею в виду
говорить о нем, так как подробности его своевременно обсуждались в прессе,
но упоминаю только потому, что через несколько дней в Минске едва не
повторилось нечто подобное. В Минске православное празднование воссоединения
унии и католический праздник Божьего тела совпали в один и тот же день.
Озабоченный Белостокским погромом, я беседовал о предстоявших крестных ходах
с минским архиепископом Михаилом и католическим деканом Михалкевичем,
высказывая свои опасения, если эти крестные ходы будут иметь место.
Архиепископ Михаил обещал подумать, а Михалкевич отправился за разъяснениями
в С.-Петербург, сообщив мне по возвращении, что в С.-Петербурге никаких
препятствий не имеется, о чем я и получу соответствующее распоряжение. Через
несколько дней я действительно получил от министра внутренних дел телеграмму
не препятствовать католическому крестному ходу. Между тем в городе стали
циркулировать упорные слухи, что в этот день ожидается еврейский погром,
допустить который я считал для себя невозможным. Архиепископ Михаил
согласился ограничиться шествием с крестным ходом только вокруг
кафедрального собора, на что в свою очередь выразил согласие и патер
Михалкевич. Независимо от того были приняты и соответствующие полицейские
меры для поддержания порядка. Накануне ко мне явилась еврейская депутация с
заявлением, что собравшиеся в синагоге евреи просили ее обратиться ко мне.
"Мы знаем,- сказали депутаты,- что если вы скажете нам, что погрома не
будет, то евреи совершенно успокоятся, так как вашему слову мы привыкли
верить".
Я заявил, что никакого нарушения спокойствия в городе не допущу, и
поручил передать эти мои слова собравшимся в синагоге евреям. Слава Богу,