"Николай Курочкин. Смерть экзистенциалиста" - читать интересную книгу автора

разберусь, мадам!
Теорию приходилось по крохам, по строчкам собирать из критических работ
об экзистенциализме, вылавливать вкрапленные в них цитаты из "Мифа о
Сизифе", "Бытия и Ничто", "Или - или", "Критики диалектического разума",
"Ситуаций" и "Бытия и Времени". И так, по строчке, он заполнил толстую
тетрадь, начал вторую, потом купил амбарную книгу и переписал туда свои
цитаты, но уже не в том порядке, в каком они попадались на глаза, а в
логическом.
Это отнимало страшно много времени. Но Саломатин уже охладел к
политэкономии и читал лекции в техникуме по прошлогодним конспектам. От
приработка - курс "Экономической истории СССР" на вечернем отделении
технологического института - он отказался. На жизнь хватает, и ладно. Зато
трактат рос. Может быть, его экзистенциализм был не тот, что у немцев и
французов, но зато в его, саломатинской, версии слито все, что его задело за
душу. Больше всего от Сартра, меньше от Камю, от Хайдеггера - только
понятие "Манн", от Ясперса - учение о "пограничных ситуациях"...


Глава 6. ПОМИНКИ

Мать болела часто, и Владимир привык к тому, что пять-шесть раз в год
она лежит по неделе, ежевечерне в эти недели приезжает "неотложка", весь дом
пропитывается сладким запахом сердечных лекарств... Так бывало часто. И на
этот раз все шло привычно. А на четвертый день маме стало хуже, она начала
задыхаться, потеряла сознание и умерла, не приходя в себя.
Так быстро: полдня назад была сна живая, а сейчас уже холодная,
желтая... Если бы она долго болела, они с отцом как-то были бы готовы...
Хотя она и болела долго, но каждый приступ проходил, и на этот раз началось
как обычный приступ...
Отец совсем потерялся. Он или сидел в кресле, глядя сквозь все
потухшими глазами, или бродил по дому, без смысла перекладывая вещи. Все
хлопоты свалились на Саломатина. Хорошо еще, из каких-то щелей выползли
старушки в темных платках - не то дальние родственницы, не то просто
любительницы похорон. Они подсказывали и помогали: обмыли, одели, обули,
обсказали, куда идти за справкой и свидетельством о смерти, где заказывать
гроб, тумбочку, венки, надписи на лентах к венкам, сколько уплатить
землекопам, сколько музыкантам... Они подсказывали, а Саломатин исполнял:
ездил, стоял в очередях, заполнял бланки, платил, договаривался...
Только после похорон, запершись в своей комнате, пока бабки накрывали
стол для поминального ужина, Саломатин смог осмыслить происшедшее. Мамы
больше нет. Она была не старая, но умерла. Бессмысленно! Ее нет и не будет.
Ни-ко-гда... И что же от нее осталось? Тело в могиле - это не она. Осталась
память. Ее помнят многие, она делала многим добро; мелочи, быт; отдала
когда-то половину хлебных карточек соседке, потерявшей свои; возилась с
молодыми, неумелыми телеграфистками; мирила рассорившихся супругов; вязала
шапочки чужим детям, учила кого-то шить, кого-то готовить... Да, сколько-то
времени ее еще будут помнить. Отец и он- всю свою жизнь. Потом все...
Сколько жило на земле хороших людей, которых никто уже не помнит. Эти люди
жили трудно и хлопотно, они смиряли свои желания и, как удачно сказал поэт,
"наступали на горло собственной песне". Они порой забывали о,себе, живя для