"Олег Курылев. Убить фюрера " - читать интересную книгу автора

другое окно хронопортации туда же, но, скажем, днем позже - во вторник -
посылают агента "Б". Спрашивается: что будет на острове в среду? Ответ:
никто толком не знает. Ясно одно - они не встретятся. Каждый из них будет
жить под этой пальмой хоть год, хоть всю оставшуюся жизнь в полном
одиночестве. Если "А" с горя вдруг спилит несчастное дерево, то "Б" этого
никогда не заметит. Он так же будет сшибать с него кокосы, как и прежде. В
свою очередь и "А" не обнаружит следов деятельности своего коллеги, хоть
взорви тот над островом атомную бомбу. Если же с целью посмотреть, что там
творится, к ним пошлют третьего агента, скажем, "С" (уже через третье окно),
то он обнаружит там первоначальный покой и полное безлюдье. А вот
хронопортация агента "С" через окно агента "А" приведет к их встрече. То же
и в отношении окна агента "Б". Таким образом, агисы, засланные в прошлое
через одно и то же окно, оказываются в общем для них мире, а через разные -
в разных. Такая вот получается загогулина.
Самая большая сложность в связи с этим состояла в том, что держать окно
открытым можно было очень недолго, буквально несколько часов, после чего
резко возрастают затраты энергии и наступает нестабильность. Через
нестабильное окно назад может вернуться инвалид, дебил или того хуже -
непонятно что.
Но зато из "феномена независимости" вытекало одно величайшее следствие:
никакие художества агисов в прошлом не могут повлиять на современность. Что
бы они там ни натворили, в том времени, откуда они были хронопортированы,
ровным счетом ничего не менялось. Как не менялось и ни в каком другом. Ведь
обычных людей и все человечество в целом, живущее в любую конкретную эпоху,
также можно рассматривать как группу агентов-исследователей,
хронопортированных в прошлое через свое общее огромное окно, но со смещением
в ноль секунд. Того, чего так боялись раньше - катаклизмов, связанных с
парадоксами причины и следствия, - не происходило. Проникни на год или на
сто лет назад банда террористов и взорви там хоть сто атомных бомб,
последствия сказались бы только в их варианте. Там погибли бы люди и города
превратились в руины, в других же эпохах и в настоящем времени (хотя понятие
"настоящего" стало весьма условным) никто не заметил бы перемен.

Воскресное утро семнадцатого декабря выдалось солнечным, с легким
морозцем. Путь до Мариендорфа оказался неблизким, так что пришлось
потратиться на извозчика, вследствие чего у Каратаева осталось ровно сорок
марок.
Ипподром был заполнен до отказа: многие берлинцы надеялись сделать себе
подарок к Рождеству. Рядом со смотровой трибуной расположился военный
оркестр, а на беговых дорожках гарцевало несколько всадников в блестящих
шлемах с высокими султанами из конских хвостов.
Публика здесь, не в пример фешенебельному казино на Курфюрстендамм,
собралась разношерстная. Важные господа - члены клуба - и их дамы в основном
расположились в ложах, коротая время за бокалом глинтвейна или чашечкой
горячего кофе. Но и внизу, в толпе у ограждения, можно было заметить высокие
черные цилиндры и меховые воротники. У всех без исключения в руках были
программки с расписанием забегов; у многих - бинокли; блокноты, в которых
делались какие-то пометки; газеты, уделяющие внимание конно-спортивным
соревнованиям. Каратаев тоже подобрал оброненную кем-то программку и сверил
ее со своим списком. Все совпадало.