"Астольф Де Кюстин. Россия в 1839 году (текст не вычитан)" - читать интересную книгу автора

привычки челяди. Здесь властвует не просто придворный этикет, подразумевающий
соблюдение условленных приличий, уважение более к званиям, нежели к лицам,
наконец, привычное распределение ролей -- все то, что рождает скуку, а иной раз и
навлекает насмешку; нет, здесь господствует бескорыстное и безотчетное
раболепство, не исключающее гордыни; мне казалось, что я слышу, как, бунтуя в
душе против своего положения, эти русские придворные говорят себе: "За
неимением лучшего возьмем, что дают". Эта смесь надменности с низостью не
понравилась мне и не внушила особенного расположения к стране, которую я
собрался посетить.
Мне случилось оказаться в толпе зевак, наблюдавших за тем, как цесаревич
выходит из экипажа; он остановился у дверей
21


Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
купальни и долго беседовал с русской дамой, графиней ***, что позволило мне как
следует рассмотреть его. Ему двадцать семь лет, и выглядит он не старше и не
моложе; он высокого роста, но, на мой вкус, полноват для своего возраста; лицо его
было бы красиво, если бы не некоторая одутловатость, размывающая его черты и
придающая ему сходство с немцем; вероятно, так же выглядел в этом возрасте
император Александр; впрочем, наследник ничуть не похож на калмыка. Лицу его
предстоит претерпеть еще немало изменений, прежде чем оно обретет свой
окончательный вид; нынче оно, как правило, выражает доброту и
благожелательность, однако контраст между смеющимися молодыми глазами и
постоянно поджатыми губами выдает недостаток искренности, а может быть, и
какую-то тщательно скрываемую боль. Печали юности -- эпохи, когда человек
имеет все права на счастье,-- суть тайна, хранимая тем более тщательно, что ее не
умеет разгадать и сам страдалец. Взгляд юного принца исполнен доброты; походка
изящна, легка, благородна; он выглядит так, как и должен выглядеть монарх;
держится он скромно, но без робости, и это приятно; принужденность великих
мира сего так тягостна для окружающих, что их естественность кажется нам самой
любезностью, да, впрочем, и является таковой. Воображая себя священными
идолами, властители только и думают, что о мнении, которое имеют о себе они
сами и которое отчаиваются внушить окружающим.
Великому князю эти глупые тревоги не знакомы; он держится прежде всего
как человек прекрасно воспитанный; вступив на престол, он будет повелевать не с
помощью страха, но с помощью обаяния, если, конечно, титул российского
императора не изменит его характер.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРЕДЫДУЩЕГО ПИСЬМА
6 июня, вечер
Я еще раз видел наследника и долго рассматривал его с очень близкого
расстояния; он расстался с мундиром, который ему тесен и не красит его; штатское
платье, на мой вкус, ему больше к лицу;
у него приятные манеры и благородная походка, в которой нет ничего
солдафонского; вообще его отличает то особое изящество, что присуще славянским
народам. Это не страстная живость обитателей южных стран и не бесстрастная
холодность жителей Севера, но смесь южной простоты и легкости со
скандинавской меланхоличностью. Славяне -- суть белокурые арабы; цесаревич
больше чем наполовину немец, но в Мекленбурге, равно как и в некоторых