"Генри Каттнер. Хогбены и все-все-все (сборник)" - читать интересную книгу автора

ветром. Вскорости ничего не осталось.
Тогда я полетел вверх по ручью. Воды в нем была жалкая струйка, а
дедуля объяснил, что нужно гораздо больше. Слетал я к вершинам гор, но и там
ничего подходящего не нашел. А дедуля заговорил со мной. Сказал, что малыш
плачет. Надо было, верно, сперва найти источник энергии, а уж потом рушить
урановый котел.
Осталось одно - наслать дождь.
Насылать дождь можно по-разному, но я решил просто заморозить тучу.
Пришлось спуститься на землю, по-быстрому смастерить аппаратик, а потом
лететь высоко вверх, где есть тучи; времени убил порядком, зато довольно
скоро грянула буря и хлынул дождь. Но вода не пошла вниз по ручью. Искал я,
искал, обнаружил место, где у ручья дно провалилось. Видно, под руслом
тянулись подземные пещеры. Я скоренько законопатил дыры. Стоит ли
удивляться, что в ручье столько лет нет воды, о которой можно говорить
всерьез? Я все уладил.
Но ведь дедуле требовался постоянный источник, я и давай кругом шарить,
пока не разыскал большие родники. Я их вскрыл. К тому времени дождь лил как
из ведра. Я завернул проведать дедулю.
Часовые разошлись по домам - надо полагать, малыш их вконец расстроил,
когда начал плакать. По словам дедули, все они заткнули уши пальцами и с
криком бросились врассыпную. Я, как велел дедуля, осмотрел и кое-где починил
водяное колесо. Ремонт там был мелкий. Сто лет назад вещи делали на совесть,
да и дерево успело стать мореным. Я любовался колесом, а оно вертелось все
быстрее - ведь вода в ручье прибывала... да что я - в ручье! Он стал рекой.
Но дедуля сказал, это что, видел бы я Аппиеву дорогу, когда ее
прокладывали.
Его и малыша я устроил со всеми удобствами, потом улетел назад в
Пайпервилл. Близился рассвет, а я не хотел, чтобы меня заметили. На обратном
пути плюнул в голубя.
В мэрии был переполох. Оказывается, исчезли мамуля, папуля и Лемюэл.
Я-то знал, как это получилось. Мамуля в мыслях переговорила со мной, велела
идти в угловую камеру, там просторнее. В той камере собрались все наши.
Только невидимые.
Да, чуть не забыл: я ведь тоже сделался невидимым, после того как
пробрался в свою камеру, увидел, что мистер Армбрестер все еще спит, и
заметил переполох.
- Дедуля мне дал знать, что творится, - сказала мамуля. - Я рассудила,
что не стоит пока путаться под ногами. Сильный дождь, да?
- Будьте уверены, - ответил я. - А почему все так волнуются?
- Не могут понять, что с нами сталось, - объяснила мамуля. - Как только
шум стихнет, мы вернемся домой. Ты, надеюсь, все уладил?
- Я сделал все, как дедуля велел... - начал было я, и вдруг из коридора
послышались вопли. В камеру вкатился матерый жирный енот с охапкой прутьев.
Он шел прямо, прямо, пока не уперся в решетку. Тогда он сел и начал
раскладывать прутья, чтоб разжечь огонь. Взгляд у него был ошалелый, поэтому
я догадался, что Лемюэл енота загипнотизировал.
Под дверью камеры собралась толпа. Нас-то она, само собой, не видела,
зато глазела на матерого енота. Я тоже глазел, потому что до сих пор не могу
сообразить, как Лемюэл сдирает с енотов шкурку. Как они разводят огонь, я и
раньше видел (Лемюэл умеет их заставить), но почему-то ни разу не был рядом,