"Пауль Аугустович Куусберг. Одна ночь (2 часть трилогии)" - читать интересную книгу автора

собственными силами. Тюрьма лишила Марию мужа и возможности стать матерью,
на это она никому никогда не жаловалась. Арестовали ее перед самой свадьбой,
во время предварительного следствия она плакала ночами, но на допросы шла с
сухими глазами. Жалела, что слишком мало сделала для революции, только и
всего, что квартира ее служила местом встречи подпольщиков, да еще сама
выполняла роль связной. На суде все отрицала, признала только то, что
коммунистка. Приговор был суров - пожизненная каторга; из тюрьмы вышла в
тридцать восьмом году по общей амнистии. Сырые тюремные казематы наделили ее
воспалением суставов, в тридцать девятом году Мария несколько месяцев не
могла подняться с постели. На счастье, выручала сестра, а то бы прямо беда.
Сестра политикой не интересовалась, но и злорадствовать не стала. Дня за два
до начала войны еще упрекала: почему не лечишься, не едешь в Пярну или
Хаапсалу на грязи, - мол, теперь-то уж такое должно быть доступно. Конечно,
доступно было, только после революции Мария почувствовала себя лет на десять
моложе, - казалось, и суставы налились свежими соками, вроде и болеть
перестали, а если и ныли порой, то у Марии были тысячи дел, которые
отодвигали на второй план собственные недуги. Теперь, когда каждый коммунист
с головой был завален работой, она не могла беречь и нежить себя. Мария
Тихник не стала крупным деятелем, ни в депутаты Верховного Совета ее не
выдвинули, ни в члены руководящих комитетов не избрали, однако работы на ее
долю хватало. Ей поручили заняться детскими учреждениями, и она так рьяно
пеклась о приютах и садиках, будто все они были забиты ее кровными
ребятишками. На каждом шагу ощущала скудость своих знаний-- шесть классов
всего успела закончить, теперь старалась, как могла, наверстать упущенное,
но простое чтение и случайные лекции не могли заменить систематического
образования. Временами Мария пыталась представить себе, что сейчас в Эстонии
и как там сестра, что стало с приютами и детскими садами. Прежние господа,
которых они турнули, теперь, наверное, снова на коне. В сороковом советская
власть оставила старых заведующих и воспитателей, которые честно работали на
своих местах, а как теперь поступят фашисты, Мария не могла себе
представить. В одном была твердо уверена - что сейчас в Эстонии резня
пострашнее, чем в двадцать четвертом году*. Всякого мало-мальски красного
ставят к стенке или отправляют в концентрационный лагерь. Бывшие разные
деятели, серые бароны, вожаки Кайтселийта и констебли не утерпели, пока
немцы вступят в Эстонию, - с первых же дней войны, едва только выяснилось,
что Красная Армия отступает, сразу начали из-за угла убивать советских
активистов. Пока сила была за рабочей властью, они лишь зубами скрежетали;
приближавшийся орудийный гром придал им смелости, чувство безнаказанности
подогревало лютость. Никому теперь нет там пощады: ни старикам, ни молодым,
ни женщинам, ни детям. Паула была уверена, что ее никто не тронет. Ужасно,
если она ошиблась и ей припомнят сестру-коммунистку, У Паулы трое детей, что
будет, останься они без матери!
* 1 декабря 1924 года произошло восстание таллинского пролетариата.
Буржуазия жестоко расправилась с его участниками.

Мария Тихник не осенила себя крестом, хоть в мыслях и она
дошла до
детей - не своих, а сестриных, до чужих детей, оставшихся без отцов и
матерей. Миллионы их осиротит война, страшные беды и горести принесет она
людям. Боль в суставах казалась Марии мелочью рядом с бедами, которые с