"Пауль Аугустович Куусберг. Одна ночь (2 часть трилогии)" - читать интересную книгу автора

эвакуационном свидетельстве гербовая печать, никто не задержит. А какую силу
имеет документ, Юлиус Сярг знал из своей милицейской практики. Без бумаги ты
никто - сомнительный элемент, которого на всякий случай следует задержать
и, если выдастся время, проверить. Поэтому-то он и добыл себе в Ленинграде
новое свидетельство, ибо его таллинские документы покоились на дне морском.
Милицейский мундир словно губка пропитался водой и отяжелел; чтобы не уйти
вместе с ним в пучину, он должен был как можно скорее освободиться от
одежды. С сапогами пришлось повозиться, раза три хлебнул соленой воды,
прежде чем стянул их. Не привыкни он с молодости в каменоломных яминах к
воде, так бы и пошел топором на дно. Жаль было сапог и денег. Но, бултыхаясь
в, волнах, он о сапогах и о деньгах не думал, а только о том, сколько еще
сможет продержаться и когда от холодной морской воды закоченеет тело. Он
даже бога молил, чтобы тот послал какой-нибудь катеришко, который подобрал
бы его. Но больше чертыхался. Клял не только немцев, но и своих, которые не
дали судам воздушного прикрытия. Юлиус Сярг ни одного нашего самолета не
видел, все они появлялись с чужой стороны, со зловещим гудом и завыванием.
Он ругался тихо и в полный голос, чтобы не потерять сознания. Видел, как
рядом у матроса глаза словно бы подернулись пеленой, Юлиус закричал на своем
плохом русском языке, поплыл к нему, но тот ничего не понимал. Уже
закоченел. Юлиус попробовал втащить парня на доски, но они вывернулись,
матрос скользнул под воду и на поверхности больше не появлялся. Юлиус
нырнул, но море будто поглотило несчастного, второй раз Юлиус уже был не в
состоянии нырять, обессилел, и его тело, казалось, налилось свинцом. Тогда
он попытался петь, но ничего из этого не вышло, хотя глотка у него мощная и
не одну сотню песен он знал. Скоро уже и чертыхаться вслух не было сил.
Голова словно бы опустела, и ему вдруг стало безразлично, что с ним будет.
Почти механически он держался за доски. Почудились ли ему силуэты больших
кораблей, или он увидел их наяву - Юлиус Сярг после сказать не мог.
Наверное, привиделось, потому что кругом была кромешная темнота, а он видел
пароход, шедший при всех огнях, на пароходе светились все каюты и
иллюминаторы, пароход сверкал огнями и весь сиял. Слышал Юлиус и звуки --
вой самолетов и тяжелый рокот судовых двигателей, он то приближался и тут же
удалялся, вначале Юлиус пытался кричать, подавать знаки руками, потом ничего
уже не мог делать.
И только на острове Тютарсааре, когда пришел в себя, он
пожалел о
документах и деньгах. В Ленинграде сразу же, как человек, который привык
иметь дело с официальными учреждениями, обратился к представителям
республиканских властей. Раздобыл эвакуационную справку, официальный
документ с гербовой печатью. Дали ему и денежное содержание, даже больше,
чем он предполагал, позднее выписали еще по какому-то милицейскому списку,
отказываться было грех. Нового форменного кителя не получил, да он и не
думал о нем, обзавелся пиджаком, полупальто и сапогами, а галифе после
лросушки годились вполне. Купил кепку, но вскоре сбыл и приобрел ушанку, в
сентябре, правда, ходить в ней было странновато, зато в ноябре все
завидовали ему. Казахи, узбеки, туркмены и киргизы, те даже летом носят
меховые шапки, так что он мог ехать в Среднюю Азию, то есть на юг, не
задумываясь. Это - что касается шапки, и документов, и прочего всего, если
раньше его не возьмут на учет в каком-нибудь государственном учреждении или
военкомате.