"Пауль Аугустович Куусберг. Одна ночь (2 часть трилогии)" - читать интересную книгу автора

немцев, нигде не покутишь. Ни в Сибири, ни в Ташкенте, нигде. Потеря
Белоруссии, нескольких областей Российской Федерации и Прибалтики - тоже
кое-что значит. Тысячи и миллионы рук оторваны от работы. Одни, подобно им,
бегут от врага, другие на войне - и это все очень сказывается. Лишь у
спекулянтов и комбинаторов разных брюхо пустым не останется, уж они-то
нехватки знать не будут, а кое-кто и жирком обрастет, в то время как
честному человеку придется ремень потуже затягивать. И "подприлавочная"
торговля распустится пышным цветом, "поднимутся в цене" снабженцы, продавцы,
повара и официанты. Человек остается человеком - все норовит себе урвать.
Едва стало чуть хуже с товарами, как и в Эстонии началась спекуляция.
Подобные Койту книжники могут болтать о новом человеке - всяк верит тому,
чему хочет верить. Всегда были хорошие и плохие люди, смелые и заячьи души,
честные и воры, бережливые и моты, те, кто слово держит, и вруны, те, кто до
седьмого пота вкалывает, и лентяи, эгоисты и те, кто о других думает, те,
кто жертвует собой и кто шкуру бережет. Смешно доброту, храбрость,
честность, умение держать слово, трудолюбие, бескорыстие и самопожертвование
ставить, по примеру этого тщедушного очкарика, в заслугу новому человеку. Да
эти доблести существуют давно, с незапамятных времен, когда еще и понятия-то
о коммунизме не было, за тысячи лет до революцги. Когда-нибудь, возможно,
человек и впрямь обновится, только на это понадобится десять или десять раз
по десять человеческих поколений социализма и коммунизма.
Хотя Юлиус Сярг и не считал Ташкент земным раем, далекий южный
город
пленял и привлекал его: Маняще звучали названия таких городов, как Алма-Ата,
Фрунзе, Сталинабад, Чита, однако Ташкент превосходил все. Некогда, в
мальчишечью пору, он мечтал о далеких путешествиях: Мадагаскар, Амазонка,
Андалузия, Цейлон и Гонолулу услаждали его слух, как песнь сирен. Но Юлиусу
не требовалось заливать воском уши, и без того он был прикован буром,
полупудовой кувалдой и ломом к каменным плитам на Ласнамяэ. И как это ни
удивительно, но впервые в жизни Юлиус чувствовал себя свободным сейчас. Он
мог идти куда хотел, делать что хотел, никто не интересовался его особой.
Война сделала его вольной птицей и в то же время отняла свободу: вместо
Ташкента приходилось торчать в Колтушах, в брошенных помещениях Павловского
института, есть дурно пахнувшие картофелины, подтягивать живот на берегу
Ладоги или толочься черт те где в снегу. Как только доберутся до железной
дороги, тут же подастся на юг, ибо нежданная свобода долго не продлится. Кто
позволит бесконечно болтаться без дела мужчинам, которые могут держать
рабочий инструмент или носить винтовку, - уж где-нибудь да захомутают. Если
и останешься неучтенным - в сумятице войны всякое может быть, - желудок и
грешное тело все равно потребуют прокорма, а с пустым карманом никакой
земной рай раем не будет. Юлиус Сярг был готов делать что угодно, вкалывать
на какой-нибудь каменоломне или на милицейском посту бороться со
спекулянтами, но до этого он хотел побывать на юге. Он даже во сне видел
верблюдов и пальмы, минареты и мечети, бескрайние виноградники и овечьи
стада, такие несметные, что никто им и счету не знал. Очень любил он
баранину, но редко удавалось ему поесть ее досыта.
Юлиус Сярг отдавал себе отчет и в том, что его могут мобилизовать
и
отправить на фронт. Потому и следовало торопиться. Пока где-нибудь не
застрял, он не ограничен в передвижении. Человека, у которого есть на