"Пауль Аугустович Куусберг. Одна ночь (2 часть трилогии)" - читать интересную книгу автора

просто немного чудной. Потому что позволяла целовать себя, жалась к нему.
Маркусу будто хмель в голову ударил. В "Асто-рии" он, правда, понял, что это
страх перед самолетами и бомбами делает девушку такой странной. Но и это
было уже после. А вначале он ничего не думал, просто ошалеЯ от ее близости.
Но и рядом с Дагмар его тоже внезапно обдало жаром. Это когда
они
сидели рядом в кузове грузовика и он держал в своей руке ее руку.
Маркусу было недосуг разбираться в своих чувствах. На это никогда
не
хватало времени. В школьные годы он по вечерам корпел в маленькой мастерской
-- ремонтировал примусы, швейные машины и электроутюги, вытачивал ключи для
французских замков, чинил висячие замки - пьянчужка хозяин ни от какой
работы не отказывался, от работы голова всегда гудела. Если бы хозяин не
хлестал водку, он бы и сам справлялся, только редко у него выдавались
трезвые дни, потому и вынужден был взять себе в подмастерья паренька,
который с самого начала трудился за взрослого. После окончания
электротехнического отделения в техникуме, уже работая на фабрике, Маркус
продолжал вечерами изучать специальную литературу - он свободно читал
по-немецки. Часть времени уходила на профсоюз - Маркус вступил в члены
союза металлистов. Да и женщины отнимали время, знакомства возникали как бы
сами собой, но долго не продолжались. Маркуса это не огорчало. Привязанности
его постоянством не отличались, новые увлечения затушевывали прежние
отношения.
В последний год перед войной он был поглощен организационной
работой.
Маркуса назначили комиссаром радиотехнического завода, потом директором, на
этом посту он вступил в конфликт с главком, столкновение закончилось
переводом его на партийную работу, В горкоме же редко выдавался свободный
вечерок. А когда это случалось, он ходил с какой-нибудь приятельницей в
театр или кино, провожал домой, а иногда и оставался у нее.
Дорога снова повернула в лес. В высокий ельник. Маковки деревьев
будто
упирались в небо. Это все снегопад - подумал Маркус, - верхушки елей
уходят ввысь, а небо опускается; Маркус, хоть и родился и вырос в городе,
чувствовал себя в лесу отлично; вот и сейчас эти заснеженные ели, казалось,
очищали его душу от горестей - и сегодняшних, и тех, что предстояли. Лес
утешал его и в те дни, когда он выбирался из Эстонии, словно придавал ему
веру и силы. Он, наверно, был бы даже разочарован, если бы дорога вдруг
кончилась, если бы старуха остановила лошадь и сказала: ну, все, сынки, вы
на месте. Маркусу почему-то хотелось, чтобы старуха сказала "сынки". Ему
нравилось, когда к ним так обращались. Слово это дышало какой-то особой
теплотой, по крайней мере для него, Маркуса, хоть и знал он прекрасно, что
русские частенько употребляют его просто по привычке,
Маркус оглянулся, в снегопаде он не увидел Яннуса, мысленно обозвал
его
растяпой и слабаком и решил сказать ему об этом. Дождался и без всяких
предисловий выпалил:
- Ну и слабак ты.
- Сердца у тебя нет. Маркус усмехнулся.
- У тебя что - самое дорогое - ноги, что ты так бережешь их?