"Пауль Аугустович Куусберг. Одна ночь (2 часть трилогии)" - читать интересную книгу автора

- Я интеллигент. Еще старый Уссисоо говорил, - когда-то
я у него
набирался ума-разума, - так вот этот старый Уссисоо сказал, что у меня лицо
образованного человека. Для интеллигента самое важное голова. И беречь я
должен голову, а не ноги.
Маркус вынужден был в который раз признать, что Яннус парень
что надо.
Он уважал его, иногда даже смотрел на него чуточку снизу вверх. Случалось,
правда, и сверху вниз, по-разному относился он к своему другу. Снизу вверх
Маркус смотрел на Яннуса, например, когда в концертном зале "Эстония" вдруг
стал нарастать кашель. А Яннус не растерялся и довел речь до конца. Это было
в минувший новогодний вечер. В театре "Эстония" собрались странные, чужие
Маркусу люди, он надеялся встретить там совсем другую публику. Тех, кто всей
душой за новую власть. Таких, как он сам или как Яннус. Ведь приглашение,
которое он получил, было подписано Советом профсоюзов. Значит, и собраться
здесь должны были рабочие люди, а не эти, бывшие. По крайней мере, так
считал Маркус и решил участвовать в проводах старого и встрече Нового года,
К сожалению, большинство присутствующих были людьми прежнего, господского
толка, это он приметил еще в фойе и залах ресторана. Именно они, эти
прежние, и не захотели выслушать Яннуса до конца. А говорил он, как всегда,
спокойно и находчиво, ничем не умалив престиж Совета профсоюзов. Поначалу
его слушали тихо, даже внимательно, но к концу, перед тем как ему произнести
здравицу, устроили демонстрацию. Сперва раздались одиночные покашливания,
затем кашель усилился, и вот уже половина зала кхекала и заходилась в кашле.
Сидевший рядом с Маркусом тощий, адвокатского вида господинчик в пенсне так
азартно кряхтел и надрывался, что из глаз его потекли слезы и щеки стали
пунцовыми. Когда он кашлял, огромный кадык, будто поршень насоса, ходил
вверх и вниз. Яннус продолжал говорить, только чуточку, пожалуй, громче. У
него был сильный голос, при надобности он мог гаркнуть и по-фельдфебельски.
Мог остроумным, язвительным словом осадить тех, кто мешал ему, но не сделал
этого. То ли был ошарашен поведением публики, то ли в голову ничего
подходящего не пришло. Или решил не подавать виду и закончить выступление.
Наверно, так оно и было, и оттого, что Яннус сохранил выдержку, Маркус
глядел на него снизу вверх. Будь он на его месте, наверняка вспылил бы и кто
знает, что натворил. А Яннус не потерял самообладания. Кашель прекратился
так же неожиданно, как и начался. Вернее - "демонстрантов" призвали к
порядку. И призвал их Юлиус, тот самый Юлиус Сярг, который сейчас топал
неотступно за дровнями и с которым Маркус только теперь познакомился ближе.
Сярг ничего особенного не сделал, даже рта не раскрыл, только поднялся с
места и медленно пошел по проходу поперек зала. Высокий, широкоплечий и
порядком сутулый детина, с длинными, почти до колен, руками. В его облике,
даже когда он хорошо настроен, было что-то угрожающее и вызывающее. В новом,
с иголочки милицейском мундире он был виден из любого конца зала. Мундир
этот так полюбился ему, что даже на новогодний вечер он явился в форме; идя
по проходу, Юлиус смотрел по сторонам, поворачивая голову то направо, то
налево. И этого оказалось достаточно, большего обструкционистам и не
потребовалось: Сярг не дошел еще и до конца прохода, как все притихли.
Адвокат, или тот, кого Маркус принял за адвоката, был одним из последних
недоброжелателей - теперь лицо его уже побагровело, на лбу блестели
капельки пота и взгляд, которым он провожал милиционера, пылал злобой.