"Олег Куваев. Кто-то должен курлыкать" - читать интересную книгу автора

грохнула таз на пол и придвинула стул.
- Садись! Суй ноги,- глухо приказала она. Я выбрался из мешка и сунул
ноги в горячую древесную кашу. Их сразу охватило влагой и жаром.
- Не поможет,- сказал я.
- Молчи! Ты мыслей, мыслей болезнь гони. Из поясницы пойдет в ноги, из
ног в опилки. Взамен кверху смола, здоровье побежит.
- Мыслью гнать. По методу йогов? - пошутил я.
- Еги, поди, тоже русски люди. Дело знают,- не моргнув глазом, ответила
Евдокия.
Я сидел так, наверное, с полчаса. Опилки внизу не остывали, и я слышал,
как тепло их действительно поднимается вверх и греет спину.
Евдокия принесла мне длинные шерстяные носки. Вынула из шкапчика
заткнутую бумажкой бутылку водки.
- Тебе выпить теперь надо, чтобы снутри согреть. Это уж мужики мое
лечение дополнили. Да ведь помо-га-ат!
Она ушла в горницу, вернулась уже в платье, налила водку в стакан и с
поклоном протянула мне.
- Выпей да выздоравливай, батюшка.- Монументальное лицо ее вдруг
расплылось в таких материнских морщинках, что что-то сжало мне ребра, и я
смог только через минуту сказать:
- Водки так водки. Помогло бы.
То ли от водки, то ли от нагретых ног жилка утихла, звон кончился, боль
в пояснице лишь слабо поскуливала, было благостно, ясно. Евдокия, поскрипев
в горнице кроватью, затихла. Я, лежа в мешке, досадуя, злясь, не мог
все-таки отвязаться от того, что называл "интеллигентщиной". О доброте
деревенских старух, о том, что вот спросить бы совет, как жить, и
действительно это выполнить,- мысли такие и разговорчики и литературу о
величии крестьянской души я не любил. Все это стало нынешней модой и шло,
по-моему, как отголосок давних переживаний русского барства, ничего общего с
действительным уважением к народу не имело. Я это чувствовал по' себе,
потому что когда делил кров и хлеб с леспромхозовскими мужиками, все было
проще, по-человечески. И в мыслях ведь не было, что я могу нашей секретарше
Леночке привезти в подарок лапти. А ведь привез в позапрошлом году. Именно
я. Последними мыслями были острова... диссертация... Никитенко...
...День выдался погожий и тихий. Наверное, он отстал где-то от бабьего
лета и теперь нагонял своих. Мы спустили на воду ветхий карбас. С воды изба
казалась совсем старенькой, покосившейся на один бок.
- Келья-то у меня худа, карбас-то старенький,- сказала Евдокия,
погружая в лодку веревки, костыли для плота и зачем-то тяжелый таз- Доживу,
и развалится.
...Вода в реке была черной, осенней и тихой. Океан находился рядом, и
река исчерпала себя. Под неторопливый стук мотора мы тихонько плыли вниз.
Собака свернулась калачиком на носу лодки, я сидел посредине, Евдокия
держала руль. Солнце беспощадно просвечивало морщины, и в лице ее было
больше монументальной мужицкой твердости, чем даже тогда на крыльце. Она же
как бы в противовес моим мыслям посмеялась, прикрыв рот ладонью.
- Маленько-то я тебя омманула. Как услышала, костром от тебя пахнет,
сил нет, на острова захотелось. Ведь мы там рыбачим! Сколько лет, сколько
весен... Летом-то лось с одного острова к другому плывет. Ну плыви, плыви.
Медведь плывет. Плыви-и. А он выйдет, да еще коло карбаса пройдет туда-сюда.