"Олег Куваев. Кто-то должен курлыкать" - читать интересную книгу автора

теперь нагрянут, дак по полу негде ступить. Так и прозвали: Студентка. Я не
спорю - обидного нет. Ты море-то знаешь? Сплаваешь?
- Я больше в лесу, - усмехнулся я.
- Прости, господи, старую Евдокию, - сердито сказала она.
Прошла в другую комнату, там зашуршал целлофан. Собака за сетями
тихонечко взвизгнула.
- А то я не заметила, как ты прошмыгнул? А то меня, старую, кто
омманет, - громко откликнулась Евдокия. Собака еще взвизгнула и прижалась к
дверям. Евдокия вышла в целлофановом мешке, в котором были прорезаны дырки
для рук и для лица.
- Чисто буфетчица из окошка выглядываю, - объявила она. - Дождя не
боюсь. Ты, милой, с керосинки глаз не своди. Я бегом. Если я пошла - все! -
и с этими словами исчезла в дверях.
Вернулась она неожиданно быстро.
- Поставила вопрос, приняла решение. Будем мой карбас слушать. Как я
неопытного тебя одного в море отпущу? Ведь люди осудят!
Я промолчал.
- Ведь три дня как карбас-то вытащила. Теперь снова спущать. Трудов-то
пропало сколько. Не знала, что ты придешь,- по-бабьи пожаловалась она.
- Я заплачу.
- Дак ведь за порог взошел, дак в доме гость. Каки теперь деньги? Опять
люди осудят. Нельзя! Вот какое решение: соберу плотик-два на дрова, бензин
оправдаю. Мы лес-то на дрова не рубим, плавник на островах собираем да за
карбасом плавим.
- Я помогу. Вы одна, что ли, живете?
- Без малого девять десятков, дак, конечно, одна. Мужа-то схоронила,
сыновей в войну оплакала, внуков не успела нажить. Теперь вот студенты
молодой голос дадут да табаком избу оживят - рада. Да ведь русски люди
кругом, пропасть не дадут.
...Ночью радикулит мой, разогревшись в тепле, зверем вцепился в
поясницу. Я ворочался в мешке и тихонько вздыхал, чтобы не разбудить
Евдокию. Я и не заметил, когда зажегся свет. Она вышла из горницы в длинной
белой рубахе, массивная, точно оживший шкаф.
- У тебя, милой, не спина ли болит? - сонно спросила она.
- Спина-а.
- А чего молчишь? Я ведь днем увидала, что ты со спиной пришел. Вылезай
из мешка-то.
- Да вы спите,- сказал я.- Дело привычное.
- Дак я спать, ты стонать? Хорошо ли по-твоему получится? Я ведь тебя
сейчас вылечу.
- Не поможет,- сказал я.- Меня уж на всех курортах лечили.
- Поясница-то - наша болезнь, лесная. Я всех русских людей лечу. Им
помогает, а тебе нет?
Она больше не говорила. Поставила лампу на стол, сунула в плиту
несколько смолистых полешков. Огонь загудел сразу тихо и грозно. Евдокия
топала по избе, огромная тень ее металась по стенам. Она вышла в сени и
бухнула на плиту тяжелый заполненный опилками таз. За окном была тишина,
какая бывает только в спящей деревне, и темнота настолько черная, что,
казалось, в окнах не было стекол, был просто провал пространства.
Когда от опилок густо пошел спиртовой и смолистый дух, Евдокия с маху