"Олег Куваев. ...И в человецех благоволение" - читать интересную книгу автора

прогазовка машин недалекого гаража и под окном неумолчный рев дизельных
МАЗов, дребезжание незакрепленных грузов в кузове или лязг какой-нибудь
разбитой автоколымаги и дефилирующие туда и сюда до трех часов ночи
транзисторы, портативные магнитофоны и что там еще портативное.
Я, что называется, сделал карьеру. Точнее сказать, в тридцать шесть лет
карьера моя круто идет вверх. Из закинутых в глубины безвестности поселков я
выбился в министерские коридоры, и друзья по прошлой работе (пока еще держим
связь) всерьез верят, что к полусотне я вполне могу стать министром, а
заместителем - это точно.
В общем-то недолгое время тому назад я и сам так считал, а может, и
сейчас считаю. В двадцать шесть -начальник партии, в тридцать - старший
инженер управления, в тридцать два - начальник группы партий, а теми
партиями командовали мои же кореша-однокурсники, в тридцать четыре -
референт в министерстве, в тридцать шесть - заведующий отделом в том же
министерстве, и кореша-однокурсники, далеко отставшие в этой гонке, уже не
пишут: "Петь, помоги", - а пишут официально: "Уважаемый Петр Сергеич!" Смех
сплошной!
И я финансовые и прочие заявки корешей-однокурсников проталкиваю, как
могу, наплевав на всякую справедливость. Как будто я в чем виноват перед
ними. А может, просто как память о тех временах, когда вместе работали в
закинутых в безвестность краях.
Черт, в будущее лето надо там побывать. Устроить инспекционную поездку.
Предлог найти проще простого.
О тех самых краях. Они мне снятся ночами. Или ловлю себя частенько на
том, что вдруг ни с того ни с сего застекленятся глаза, и я сижу и вижу как
наяву давно прошедшие времена. Или вдруг потянет протереть ружья, что без
дела пылятся на стенке холостяцкой квартиры, или перебрать патронный ящик,
леший знает зачем я его вывез, когда перебирался в Москву. Патроны от
пистолета - сейчас он мне не положен по штату, - патроны от карабина - три
года, как в руки его не брал, - патроны от дробовиков - их выкинуть надо,
потому что порох в них устарел.
...Зимой на собаках работать нетрудно. Я еще ухватил время, когда
вместо вездеходов были собачьи упряжки. Наверное, и сейчас смогу каюрить.
Работать на них в марте - апреле одно удовольствие. Труднее с ночевкой. Если
за день с работой сделаешь перегон километров на семьдесят, то к концу его
как-то потом выходит сила и тепло, и начинаешь мерзнуть в кухлянке, и
начинают холодеть ноги и руки, не то, что отмерзают пальцы, а просто
холодеют... конечности. И на стоянке у костра ты никак не можешь согреться,
хотя, не жалея сил, выковыриваешь из снега плавник и тащишь к костру. Но
даже когда ты согрелся за чаем, пока ставишь палатку, все равно замерзнешь,
и адовой мукой кажется залезть нагишом в кукуль - спальный мешок из оленьего
меха. Но иначе, как нагишом, в кукуле спать нельзя.
Засыпаешь каменным сном, но во сне у тебя точно работает сторожевой
автомат: руками держишь складки кукуля на груди, так как застежек он не
имеет, и если придет блажь повернуться на бок, то повертываешься, как в
замедленном кино. Знаешь даже во сне, что чуть задел стенку, и на лицо и на
шею упадет пласт инея и будет таять и стекать к животу. Удивительно быстро
ко всему приспосабливаешься.
Еще хуже вылезать из мешка утром. Утром мороз под сорок, и палатка вся
изнутри в толстой шубе инея, и волосы слиплись от инея, и кукуль вокруг