"Олег Куваев. ...И в человецех благоволение" - читать интересную книгу автора

головы весь в ледяных сосульках, и одежда, что лежит на полу палатки, тоже
вся запуржевела, потому что за ночь из нее вышел вчерашний пот.
Мы пробовали тогда зажигать в палатке примус. Он мгновенно нагонял
жару, и одеваться было тепло. Но тогда иней на палатке тает, она впитывает
его и замерзает как жесть. Уже не согнуть, а если согнешь, так сломаешь. А
впереди еще триста километров безлюдного побережья.
Выходит, лучше всего закурить прямо в мешке, и пока куришь, собраться с
духом, нагишом выскочить на мороз, натянуть меха и, чувствуя, как леденеет
кровь, выбежать "на улицу".
Синий рассвет висит над побережьем, и скалы, черные на белом фоне, и
собаки, которые свернулись калачиком, нос закрыли хвостом, из-под хвоста
выглядывает только задумчивый собачий глаз - почему-то собаки по утрам
всегда бывают печально задумчивы, - и ты носишься дикими прыжками или
сделаешь пробежку вдоль берега, провожаемый ироническими взглядами всей
упряжки, и постепенно в тебя входит утренняя радость жизни, радость
здорового тела и духа и пьянящее, как стакан спирта, сознание, что ты достиг
своего: ты полярник и работаешь на собачьих упряжках вдоль побережья, где
немного кто из людей бывал, а кто бывал, те вписаны в книгу истории Арктики.
И ты уже человеком возвращаешься к заметенному поземкой следу
вчерашнего костерища, сбрасываешь шапку, рукавицы и со знанием дела,
полярным щегольством, если угодно, разводишь костер. А собаки уже поняли
перемену настроя и стали твоими собаками, вернулись из дебрей потусторонней
собачьей тоски, потягиваются, машут хвостами, сладко зевают и ждут утренней
дозы еды и утренней дозы ласки.
Из-за скал медленно вылазит солнце, и начинает искриться снег. Через
час будет тепло и можно ехать в одной нижней кухляночке из пыжика с
расстегнутым воротом.
Кормежка собак, я всегда в сытости держал упряжку, и первая кружка
черного, сладкого до липкости чая.
А солнце ползет выше, и скалы из черных становятся разноцветными.
Через час в дорогу, все увязано, упаковано по-хозяйски, а ты от избытка
силы не сидишь на нарте, а бежишь рядышком, и мышцы играют, и в голове
ничего, кроме счастья. Счастья и чувства служебного долга.
Эх, черт побери, до чего же я хорошо жил в те времена! Если закрыть
глаза, то иногда я могу минуту за минутой вспомнить все время и километр за
километром пройденные дороги.
Годовой отчет. Важнейшее событие года в нашем отделе, и в десятке
других отделов министерства, и в сотнях других отделов десятков других
министерств, и в тысячах других отделов всевозможнейших ведомств.
Итог работы других. Вложений освоено столько-то, условных единиц работы
выполнено столько-то, прирост по сравнению с предыдущим годом на
столько-то...
Значит, так. Прежде всего святое правило: засадить за работу всех
подчиненных, чтобы каждому было сверх головы и еще оставалось на дом.
Себе оставить увязку и согласование. Пусть кто-нибудь попробует
пикнуть. Но никто не попробует, потому что весь мой отдел по призванию
чиновные люди. Откровенно говоря, я их слегка презираю. Кажется, имею на это
право. Я пришел к ним из тундры, собственной энергией проложив дорогу, а они
про эту тундру, тайгу и пустыню только в книжках читали, ибо у них не
хватило в свое время энергии или смелости поглядеть на это.