"Лев Кузьмин. Ранний экспресс (Маленькая повесть)" - читать интересную книгу автора

дальше Кыжа живет. Видать, где-то к нам в Кыж все еще собирается... Кроме
того, слышишь, что говорит Платоныч? "Учись!" А он тебя по должности старше!
Так что наказ твой бригадирский исполню чуть погодя.
Вот сюда, в несколько странноватый свой дом, в те летние, теплые, но и
все еще полные неизбытого горя дни и приглашал Русаков маленького Пашку.
И Пашка, ничуть не подозревая, что поступает совсем как когда-то отец,
тоже сразу проходил к птицам. Но сначала не к Ромке с Римкой, а к чижику
Юльке.
Наученный Русаковым, он у самой клетки шаги свои сдерживал, руками зря
не махал, тихо вставал на табурет:
- Юлька! Что мы нынче утром пили?
Крошечный, желтовато-зеленый, во взъерошенной шапчонке Юлька подымал
курносый клюв, хвастливо показывал перовую, черную на горле салфеточку,
распев заводил обыкновенным: "Тюли-тюли!", но и тут же отчеканивал такую
трель, что в ней ясно слышалось:
- Пили кофе, пили ча-ай!
Пашка восхищенно оборачивался к Русакову:
- Отвечает! Честное слово, отвечает ну прямо по-человечьи!
- А я о чем твержу? - гудел довольнешенький Русаков. - Если быть
повнимательней, в голосе каждой пичуги услышишь еще и не такое... Вот
послушай Ромку с Римкой.
Ромку с Римкой понять было труднее, но тоже можно. Эта серьезная
парочка предпочитала беседовать только друг с другом.
Солидный, толстогрудый, похожий на уменьшенного Платоныча снегирь, не
торопясь, оглядывал с жердочки всю клетку. Склоня голову набок, он
останавливал блестящий глазок на неспешно роющейся в кормушке скромненькой
сне-гирихе, и, как бы желая еще надежнее удостовериться, что снегириха
никуда не исчезла, поскрипывал:
- Рим! Рим! Ты тут?
- Тут я, Ром, тут... - откликалась снегириха спокойно.
Но вот в их-то сдержанных голосах всегда слышалась еще и какая-то
грусть. Слышалась она Пашке, слышалась, конечно, Русакову. Потому что он
даже сказал:
- Знаю отлично: снегири у себя в лесу не слишком бойки, а все ж думаю -
сейчас-то они печалятся о воле.
- Так давай им эту волю дадим!
- Пусть лето как следует разгорится... Вызреет каждая лесная былинка
колосом, каждый лесной кустик ягодой - тут мы клетки и распахнем.
- Всех отпустим? Поползня, чечевицу, снегирей, Юльку? - вдруг не
слишком уже ратует за птичью свободу Пашка и даже вздыхает: - Без Юльки
сделается как-то не так... Да и вообще плохо, когда кто-то улетает навсегда.
Этот невольный вздох Русаков улавливает моментально. Улавливает,
настораживается. Да Пашка и сам тут вслух объясняет свои мысли.
- Ты знаешь, - говорит он Русакову, - вот мы с тобой починили от крылец
до самых путей нашу лесенку, а я все равно туда, в самый-то низ, по утрам
больше не бегаю...
- Верно! - удивляется и тут же соглашается Русаков. - Верно... Я по
утрам на лесенку с автодрезины тоже гляжу, а тебя там что-то все нет и
нет... Но я ведь думал: ты просто теперь просыпаться спозаранку разучился; а
ты, выходит, специально. Отчего это?