"Лев Кузьмин. Ранний экспресс (Маленькая повесть)" - читать интересную книгу автора

собираться, да и хозяин говорит:
- Мне тоже нужно еще кое-что подчитать да написать...
- Все маешься, парень? Все учишься? - соболезнует бабушка.
Николай смеется:
- Добровольное учение - не мучение. У тебя скоро вот Пашка так же
запишется в учащиеся.
- Ско-оро... - кивает не очень бодро бабушка. Зато Пашка кричит:
- У меня у самого книга есть! Букварь! Я его тоже читаю! Сам!
- Через два слова на третье... - уточняет бабушка.
- Все равно сам!
Русаков изображает удивление:
- Отчего раньше не похвалился? Вместе бы почитали... Но теперь, раз ты
такой образованный, культурный, проводи бабушку, как полагается, до самого
до вашего крыльца. Она пришла за тобой сюда, а ты ей пособи на дорожке
обратной.
Слова Русакова Пашке, как на сердце мед! Он шагает к дому теперь
охотно. Он, словно в самом деле от него есть подмога, держит бабушку за
руку.
По крутым, в сумерках гулким ступеням они поднимаются медленно, с
долгими передышками, с неторопливой оглядкой по сторонам. А за ними вслед,
будто есть лестница и в небесной выси, над всем предночным поселком, над
тусклыми крышами, над чуть присеребренной речкой Кыжим-кой, над черною за
тем берегом горой восходит тонкий месяц.
Воздух темен и в то же время зыбко прозрачен. Глубоко внизу на
прибрежной полосе, на полустанке, там, куда Пашка в одиночку бегать теперь
не решается, горят светофорные огни, горят от них яркие на рельсах отблески.
На полустанок пришла редкостная минута безмолвия. Но вот в путанных
отзвуках речного и горного эха - не сразу разберешь откуда - в этот покой
мало-помалу начинает врезаться ритмичное постукивание. Вскоре напористо,
требовательно, на флейтовой высокой ноте вскрикивает электровоз. Из глубины
ночи вылетает сноп огня. И теперь уже не только слышно, а и видно, что это
из города проходом на восток мчится тяжеловесный состав. Через миг -
грохочет эшелон встречный, тишины больше нет!
У бабушки с Пашкой настроение прежнее. Очень мирное,
взаимоуважительное. Они и на тему толкуют на прежнюю, на ту, на которую
навел их Русаков.
У себя дома, заперев дверь, включив на кухне лампочку, бабушка
вытаскивает из теплой печной загнетки сковородку с лепешками. Достает оттуда
же блюдце подогретого масла, ставит перед Пашкой на стол.
- Ешь! Скоро тебе и впрямь в школу... Набирайся сил!
- Я без того сильный! - хвастает Пашка, не забывая при этом обмакивать
очередную лепешку в масло.
Бабушка с похвальбой соглашается:
- Куда там! Кто спорит! Знамо, сильный... Вон до чего хорошо меня,
старую, поддерживал на лесенке.
- Я тебя всегда буду поддерживать! А еще я буду приглядывать у Русакова
за птицами. Он мне показал, как отмыкается дверь, потому что я человек
Русакову - совсем теперь свой!
- Ешь, ешь... Ты всем теперь свой... - подвигает бабушка еще ближе к
Пашке сковородку...