"Лев Кузьмин. Ранний экспресс (Маленькая повесть)" - читать интересную книгу автора

5

Вот так вот Пашкина жизнь в Кыжу после случая с отцом, с матерью начала
было вновь налаживаться, даже строились кой-какие планы на будущее, но в
самый расцвет лета, в июле, вдруг опять все пошло наперекосяк.
И первым нанес сердечный удар Пашке, как это ни странно, сам Русаков.
Не успел Пашка однажды утром выскочить по дрова во двор; не успел, как
всегда теперь, первым делом глянуть сверху на дом Русакова, а Николай -
почему-то не на работе, он стоит на своем крыльце, он машет Пашке: "Лети ко
мне!"
Пашка прилетел стремглав.
Русаков небывало радостным голосом говорит:
- Айда выпускать птиц на волю! А еще, Пашка, я сегодня тоже встаю на
крыло.
- Как это - на крыло? - засиял было Пашка. Русаков вынул из нагрудного
кармана рубахи два согнутых бумажных листочка:
- Вот - вызов на летне-осенние экзамены в институт; вот - приказ еще и
на трудовой отпуск. Все подписано, все круглой печатью припечатано!
Расстаемся с тобой до конца этих дел. Я после экзаменов-то еще
сестер-братьев хочу навестить. А чтобы с каждым повидаться, надо объехать
почти все матушку Россию. У меня их - братков да сестренок - целая
великолепная семерка!
И тут Пашка ничего больше далее спрашивать не стал, он понял главное:
Русаков его покидает...
Он оперся спиной о дверной косяк, уставил глаза в пол, принялся
медленно водить босой ногой из стороны в сторону, из стороны в сторону по
длинной доске, по крашеной половице.
Потом едва выдохнул:
- Что ж...
А Русаков засуетился. А Русаков тоже Пашку понял:
- Да ладно ты, ладно! Да я же ведь вернусь! Я тебе Юльку оставлю... Для
компании... Давай-ка распахивай окно, устроим напоследок птичий праздник!
Не ожидая Пашки, Русаков раскрыл окно сам, начал отпирать клетку за
клеткой сам, да только праздника, каким он когда-то намечался, все равно не
выходило.
Птицы про волю помнили смутно и особенного стремления к ней не
проявляли. Они вроде теперешнего Пашки жались в отпертых клетках по уголкам,
на хозяина поглядывали недоуменно.
Только когда Русаков стал выставлять клетки прямо на подоконник, когда
настороженные клювики пичуг омыло солнечным ветром, оплеснуло запахом спелых
трав, зеленых листьев и смолистым духом сосновой хвои, то первым тут очнулся
верткий поползень.
Он - серо-голубоватый - скакнул на белую гладь подоконника, шевельнул
крыльями сначала робко, забыто, нескладно, да вот выправился, и - порх! -
безо всякого "до свидания!" скрылся за окном в кустах.
- Один удалец отчалил! Живи, друг! - махнул ему Русаков.
Такой примолвкой он провожал каждую пичугу. То же самое сказал
снегирям. И каждый раз оглядывался на Пашку, как бы приглашая взбодриться и
его.