"Лев Кузьмин. Пчелка" - читать интересную книгу автора

И все, кто тут был, почти все сразу: обе мои тетки - мамины младшие
сестры, да и сама мама - тоже за меня обрадовались. А дедушку похвалили:
- Правильно! Прокати Саньку... Он уж вон какой! Почти школьник, и
съездить с тобой вместе ему будет интересно.
Только бабушка перестала разливать по стаканам кипяток из нашего
медно-рыжего и пузатого, словно буржуй с картинки, самовара. Она вздохнула с
некоторым сомнением:
- Лошадь дурная, дорога не ближняя... Нет, лучше бы ты, дедко, не
спешил. Вот когда Пчелку поменяешь, тогда мальчишку с собой и возьмешь.
Но тут мама, тетки и даже сам дедушка за Пчелку заступились. Они
сказали, что ехать - не запрягать, что при езде Пчелка никаких таких штук
почти не выкидывает, и бабушка согласилась.
Более того, когда я стал разыскивать к завтрашнему дню свои кожаные
сапожки, то бабушка нашла их в углу под лавкой даже раньше меня. А как
нашла, то внимательно осмотрела, укоризненно покачала головой, нагребла сажи
из печки в черепок и, плеснув туда водицы, обмакнула в эту самодельную ваксу
тряпочку:
- На! Сапожки почисти... Дедушка работает с людьми, и выезжать на люди
в этакой загвазданной обувке нехорошо.
А наутро, когда я, умытый, причесанный, в надраенных сапожках, в теплой
домотканой курточке - то есть весь-весь как новенький пятачок, выкатился на
крыльцо, то увидел Пчелку уже в оглоблях.
Правда, по ее виду и по дедушкиному виду было ясно, что они опять тут
спозаранку не поладили. Дедушка сердито утыкал сено в тарантасе, бормотал
свое: "Хватит! Терпенья больше нет!" - а Пчелка сердито косилась на дедушку,
отфыркивалась.
Но, взглянув на меня, развеселого, поглядев на всю провожающую нас
родню, которая, шумя и теснясь, тоже высыпала на крыльцо, дедушка уминать
руками сено перестал, огладил на хмуром лице усы, бороду и - улыбнулся.
Он и сам выглядел празднично. На плечах у него, конечно, все та же, за
все про все единственная, еще фронтовая шинелишка, но зато вместо солдатской
шапки он надел сегодня почти новый картуз с маленькой на твердом высоком
околыше жестяной лопатой и с таким же, наперекрест, крохотным топориком.
Этот картуз со строительным значком дедушка надевал лишь тогда, когда
отправлялся к начальству. А теперь вот надел, как я понял, из-за меня, из-за
нашей первой вдвоем рабочей поездки. И как только я об этом подумал, так мне
стало еще веселей. И я почти сам, почти без дедушкиной подмоги вскарабкался
в тарантас, угнездился на сене и, вспомнив, как прощается дедушка с роднею
при всегдашних своих отъездах, приподнял и сам свою фуражку над головой,
отвесил глубокий поклон маме, поклонился бабушке и обеим своим тетушкам.
Они все засмеялись, ответно мне закивали, и тут мы с дедушкой поехали.
Пчелка стронула тарантас на удивление охотно, бойко, и вот мы уже за
нашим крыльцом, за двором, в пути.
Деревня еще вовсю спала. Желтоватое пятно раннего солнышка едва
просвечивало сквозь белый туман. В тумане казалось, что это едем не мы, а
мимо нас сами, будто сделанные из холодного дыма, проплывают дома, сараи,
приземистые изгороди на околице деревни.
А потом мы словно бы опустились куда-то глубоко вниз, и запахло влажным
ельником, и плывущие мимо нас клубы тумана стали еще непрогляднее. Только
четкое чмоканье подков да размеренное качание Пчелки в оглоблях, да шумное и