"Лев Кузьмин. Пчелка" - читать интересную книгу автора

подталкивает дедушку ружьем:
- Ну, может, Крылов, мы тебя укладывать и погодим... Может, маленько и
помилуем. Если на коленочках перед нами поползаешь! Поползаешь ведь, Крылов,
а?
А дедушка молчит, лицо у дедушки каменное. Лишь правый ус на щеке, как
бы совершенно сам, часто и часто дергается, а все остальное лицо - камень. И
кулаки с широкими в них вожжами тоже будто каменные. Только вот плечом он от
меня едва заметно отклоняется да отклоняется, да вдруг с локтя, с
полуоборота как даст по ружью и по лошадиной морде, как вскочит, как швырнет
меня под ноги себе, да как закричит ужасным голосом Пчелке: "Да-е-ошь!" -
так все тут сразу и смешалось!
Ружье у конвоира, должно быть, вылетело, потому что он тоже что-то
заорал; а Пчелка, словно ее ошпарили кипятком, рванула и со всем нашим
грузом-тарантасом понеслась прямо на тех, на двоих.
Не успели они ахнуть, Пчелка врезалась меж стоящих поперек моста
лошадей, и одна из них, ушибленная в грудь торцом оглобли, скалясь и визжа,
вздыбилась такою свечой, что я из-под низу, со дна тарантаса, увидел вдруг
все стесанные до блеска гвозди на ее подковах.
Она чуть было не рухнула обеими этими подковами к нам в тарантас, да
тяжелый всадник и седло перевесили, и, заваливаясь на спину, она сама и ее
седок начали медленно падать за неогражденный край моста, в дымную от
глубины и от утреннего холода речку.
А что было со вторым всадником, а тем более с тем, который прозевал
нас, - я видеть уже не мог.
Мост под нами пробренчал гулко и коротко. Пчелка понеслась теперь по
свободной дороге так, что сквозь плетушку тарантаса засвистел воздух. А
дедушка все не давал мне поднять головы. Он больно держал меня за плечо; он,
должно быть, боялся, что вслед нам затрещат выстрелы, и вот все загораживал
меня собой, все подняться мне не давал.
Но выстрелов не раздалось, вслед нам летели только угрозные крики, да и
те скоро смолкли. Не было и погони.
И вот, слышу, Пчелка затопала реже, сильно отфыркиваясь, перешла на
шаг, а дедушка перестал меня удерживать.
- Вставай... Все! Струсили они стрелять... Тут Тяпнево близко... А вон
и сами тяпневские плотники легки на помине.
И смотрю, а из-за поворота, из-за просветлевших совсем елок
выкатывается нам навстречу целая ватага мужиков с плотницкими ящиками, с
длинными и гибкими на плечах пилами.
Солнышко на стальных полотнах пил зеркально играет, так и отсвечивает.
Мужики еще издали нам машут, кричат что-то веселое, потому что ничего еще,
конечно, и не подозревают. Но когда с нами сошлись, да посмотрели на шумно
дышащую Пчелку, да как глянули на серьезные наши лица, то сразу смолкли.
А дедушка снял картуз, отер расшибленным кулаком мокрый лоб, сказал:
- Ну, ребята, что сейчас было - пером не описать...
- Что такое? Что? - зашумели мужики, а дедушка тут им и объяснил: "Вот,
мол, что... Банда!"
Лысый, широкогрудый, в тонкой, розовой, несмотря на утренний холод,
расстегнутой чуть ли не до пояса рубахе, и такой весь удивительно квадратный
мужик, что я мигом признал в нем Колю Кряжа, сразу нахмурился, сразу потянул
из ящика топор.