"Ярослава Кузнецова, Кира Непочатова. Золотая свирель " - читать интересную книгу автора

и воздуха нет, и легкие выворачиваются наизнанку, а зеленоватое, сияющее,
расплывшееся от слез пятно - это солнце, там, над поверхностью реки, в
другом мире, из которого меня только что изгнали...
Плача и трясясь, я взобралась на вытянутые мантикоровы лапы, как на
мостки. И повисла у него на шее, потому что ноги меня не держали. И
прижалась покрепче, потому что он был ощутимо теплым, невозможно теплым в
этой вымерзшей тьме. И попыталась отдышаться, зевая и кашляя от недостатка
воздуха.
Холера, почему же я никак к этому не привыкну? Ведь почти неделя прошла
с тех пор, как я... с тех пор, как меня... Ну да, наверное, я разнежилась,
разленилась в волшебном краю, где вечер сменяет утро, а утро переходит в
ночь; где расцветающее дерево гнется под грузом плодов, и золотая листва
кружится в воздухе вместе с лепестками цветов; где снег сладок, как сахарная
вата, а дождь горяч, как кровь... где букет в вазе никогда не увядает, где
его можно вынуть из вазы и посадить в землю, и он обязательно, непременно
превратится в цветущий куст прямо у тебя на глазах... и отряхивая руки от
земли ты оглянешься и увидишь: Ирис стоит у тебя за спиной, щурит длинные
глаза и улыбается - улыбается тебе, и воткнутому в землю букету, и всему
этому чародейному, невероятному, невозможному миру...
Холера!
Я пошевелилась и почувствовала, как саднит оцарапанную щеку. Волосы
мантикора слиплись в длинные тонкие лезвия, рассекающие кожу при одном
легком касании. Боль от царапин была едва ощутимой, и даже приятной - здесь,
посреди мертвого озера, в высасывающей тепло тьме - эта боль напоминала мне,
что я еще жива.
Здравствуй, Дракон. Здравствуй, пленник. Это я, твоя тюремщица. Как
прошел день?
Все так же, ответила я сама себе. Все так же, как и вчера, и позавчера,
и сто, и двести лет назад. И еще черт знает сколько лет. Потому что черт
знает сколько лет он спит здесь, в мертвом озере, распятый на цепях за черт
знает какие прегрешения.
Амаргин, скорее всего, знает. Конечно же, знает Королева . Но объяснить
мне это они не потрудились. Как и ненаглядный мой Ирис не потрудился
объяснить, почему, собственно, он отказался от меня.
За что он так со мной?
Самый глупый вопрос на свете - это вопрос "за что?" Я повертела в
голове сию мысль, не сказать, чтобы оригинальную, но на ум мне прежде не
приходившую. Эта мысль больше подходила Амаргину, чем мне. С как раз
свойственной ему долей насмешки и горечи.
Выпрямилась, держась за мантикоровы плечи, и попыталась, наконец,
справиться с дыханием. Воздух, маслянистый и тяжелый, холодный как ртуть,
проваливался в легкие, но не насыщал их. За порогом сознания поскребся в
двери страх, вроде бы давно изжитый и укрощенный страх задохнуться. Это
глупые выверты полустертой памяти, сказала я себе. Не паникуй. Посмотри на
Дракона. Он пропасть лет дышит этой мерзостью, и ничего. Живой.
Только между двумя ударами его сердца можно досчитать до ста.
Через плечо чудовища я видела бледно светящуюся драконью спину и
полого, мирно лежащий на ней гребень из острейших шипов, и каждый из шипов
напоминал новорожденный полумесяц. Хвост уходил во мрак словно отмель,
словно намытая рекой песчаная коса, густо усаженная все теми же стеклисто