"Люсьен Лаказ. Приключения французского разведчика в годы первой мировой войны " - читать интересную книгу автора

подполковник Озерэ, должен весить много больше на божественных весах и в
наших глазах, чем толпы пигмеев, которые позорят человечество.
Но чтобы понимать это, нужно постичь глубинную суть вещей, а не
останавливаться на поверхности, которая, должен признаться, никогда не
казалась мне ни красивой, ни приятной. Стоило войти, например, в зал "Белой
Лошади", когда отдыхавшие солдаты предавались там наслаждению от красного
вина, то я слышал там вначале только неясное гудение хриплых или грубых
голосов, где ухо, привыкнув, наконец, к этому гулу, улавливало как
неотвязный лейтмотив, слово, дорогое для Золя, ...бедный способ
высказываться для народа, известного недавно как самый любезный и наиболее
духовно богатый в Европе.
Но майор и Поль Аккэ объясняли мне: - Все то, что вы видите и слышите
там, не затрагивает настоящей французской основы; это плачевный результат
последних пятидесяти лет. Что такое полвека в жизни нации?
После этих наблюдений, которые были бы неинтересны сами по себе, если
бы не отражали со всей искренностью впечатления эльзасца от его первых
контактов с Францией до тех пор, образно говоря, ему неизвестной, я считаю
себя обязанным вернуть читателя в последние дни сентября, к моему другу
Биркелю, моему бухгалтеру Филиппу и доктору X.
Первый, которого я попросил, тотчас же после смерти Рауля, достать
адрес доктора, потерял вначале несколько дней, потратив их на браконьерство
в лесах С. Утратив и контроль, и защиту с нашей стороны, он дошел до того,
возбудил подозрения, и когда вернулся из Иксхейма с необходимыми сведениями,
его пришлось эвакуировать без больших предосторожностей.
Надо было его найти и это было нелегко; затем он отказался говорить,
опасаясь подвоха, и мне пришлось послать эльзасца, которого он знал, чтобы
получить, наконец, адрес доктора X., отправленного после легкого ранения в
госпиталь Баденского герцогства.
Что делать? Я мог бы прибегнуть к помощи Биркеля, возвратив его из
Экса. Но так как с ним во время эвакуации обошлись довольно грубо, можно
было опасаться с его стороны каких-либо действий, вызванных чувством досады
или желанием мести. И к тому же, уже наступил конец 1914 года, и линии
фронта не так легко было пересечь, как в октябре.
Письмо доктору могло бы его скомпрометировать. Оставалось только одно
решение: послать к нему надежного курьера, и при том нужно было подобрать
такого человека, которого доктор действительно бы знал. Тогда ему не
потребовалось бы задавать вопросы, что могло бы пробудить подозрения. Такого
человека у меня не было под рукой. Я раздумывал, не пойти ли мне самому, но
где взять нейтральный паспорт, который мне был нужен? Бывшие немецкие и
английские агенты пишут сегодня, что уже в 1914 году их разведывательные
службы изготовляли любые виды фальшивых документов; я полагаю, что мы тогда
еще не были на это способны.
Мне пришел на помощь случай - или, скорее, результат использования всех
возможностей, обострившихся, чтобы не упустить ничего. Я знал в Цюрихе
эльзасского инженера, по фамилии Гроссман, который мне продал некогда
сельскохозяйственные машины; я знал его как большого друга Франции, но я не
знал, что он поддерживал связи с капитаном Саже.
Тем большим было мое удивление, когда я однажды в декабре увидел, как
он входит в мое бюро в С...бахе.
- Я только что узнал в M...куре, - обратился он ко мне, - что вы