"Сельма Лагерлеф. Анна Сверд" - читать интересную книгу автора

испрашивать милостивого прощения, а чтобы простить самому. Невозможно
описать, как это обрадовало его, как благодарен он был Tee, которая навела
его на эту мысль.
После воскресной службы он наскоро отобедал у органиста и немедля
отправился в Карлстад. Он так спешил, что ехал без остановки всю ночь. Мысль
о том, какая это будет трогательная сцена, когда они встретятся с матушкой,
не давала ему уснуть. Никто не сумел бы сделать подобную встречу столь
прекрасной, как она.
Он прибыл в Карлстад в пять часов утра, но не поехал прямо домой, а
завернул на постоялый двор. В расположении к нему матушки он ничуть не
сомневался, но в отце уверен не был. Могло случиться, что отец не впустит
его в дом, а ему не хотелось срамиться перед кучером.
Хозяин постоялого двора, стоявший на крыльце, старый житель Карлстада,
увидев подъезжающего Карла-Артура, тотчас же признал его. До него дошли
кое-какие толки о разрыве молодого пастора с родителями из-за того, что тот
задумал жениться на простой далекарлийской крестьянке. Он заговорил с
Карлом-Артуром деликатно и участливо, но тот казался спокойным и довольным,
отвечал весело, и хозяин решил, что слухи о ссоре были пустыми.
Карл-Артур потребовал комнату, смыл с себя дорожную пыль и
тщательнейшим образом привел в порядок свой туалет. Когда он снова вышел на
улицу, на нем был пасторский сюртук с белыми брыжами и высокая черная шляпа.
Он надел пасторское облачение, дабы показать матушке, в каком кротком и
благостном расположении духа он явился к ней.
Хозяин постоялого двора спросил, не желает ли он позавтракать, но он
отказался. Ему не хотелось отдалять счастливое мгновение, когда они с
матушкой заключат друг друга в объятия.
Он быстрым шагом пошел по улице к берегу реки Кларэльв. Душу его
наполняло столь же тревожное и радостное ожидание, какое он испытывал в ту
пору, когда был студентом и приезжал домой из Упсалы на вакации.
Вдруг он резко остановился, пораженный, будто кто-то ударил его прямо в
лицо. Он уже подошел довольно близко к дому Экенстедтов и увидел, что дом на
замке, все ставни закрыты, а двери заперты.
В первое мгновение он было растерялся: ему пришло на ум, что хозяин
постоялого двора уведомил родителей о его приезде и они заперли дом, чтобы
не впускать его. Он вспыхнул от досады и уже повернулся, чтобы идти прочь.
Но тут же он стал смеяться над самим собой. Ведь еще не было шести
часов, а дом в утреннюю пору всегда бывал заперт. Не смешно ли было
полагать, будто ставни и двери затворили нарочно, чтобы не впускать его. Он
снова подошел к садовой калитке, толкнул ее и уселся в саду на скамейке,
чтобы дождаться, когда дома проснутся.
И все же он не мог отделаться от мысли, что это дурное
предзнаменование, если родительский дом был заперт в момент его прихода.
Он уже более не испытывал радости. Тревожное ожидание, не дававшее ему
уснуть всю ночь, тоже исчезло.
Он сидел и смотрел на затейливые цветочные клумбы и великолепные
газоны, на большой и красивый дом. Потом он стал думать о той, которая
владела всем этим, всеми почитаемая и превозносимая, и сказал самому себе,
что нет никакой надежды на то, что она станет просить у него прощения.
Вскоре он уже не мог понять ни Тею, ни себя самого. В Корсчюрке ему казалось
вполне естественным и само собой разумеющимся, что полковница раскаялась, но