"Сельма Лагерлеф. Перстень Левеншельдов " - читать интересную книгу автора

Они отправились домой и вот тут-то, на дороге, повернувшись спиной к
кладбищу, Борду Бордссону и выкинуть бы из головы мысли о генеральской
гробнице, да где уж там. Жена все толковала о похоронах: о гробе и о
гробоносцах, о похоронной процессии и о надгробных речах. А он время от
времени вставлял словечко, чтобы не заметила она, что он ничего не видит и
не слышит. Женин голос звучал уже где-то вдалеке. А в мозгу у Борда все
вертелись одни и те же мысли: "Нынче у нас воскресенье, и, может статься,
каменщик не пожелает заделать склеп в свой свободный день. Но коли так,
ротмистр мог бы дать могильщику далер, чтобы тот покараулил могилу ночью.
Эх, кабы он догадался это сделать!"
Неожиданно Борд Бордссон заговорил вслух сам с собой:
- Что ни говори, а надо было мне пойти к ротмистру! Да, надо было! Эка
важность, коли люди и подняли бы меня на смех!
Он совсем забыл, что рядом с ним шла жена, и очнулся, лишь когда она
вдруг остановилась и уставилась на него.
- Да ничего,- сказал он.- Это я все над тем делом голову ломаю.
Они снова зашагали к дому и вскоре очутились у себя в Мелломстуге.
Он надеялся, что хоть здесь-то уж избавится от тревожных мыслей, и так
оно, может, и случилось бы, примись он за какую-нибудь работу; но день-то
был воскресный. Пообедав, жители Мелломстуги разбрелись кто куда. Он один
остался сидеть в горнице, и на него снова напало прежнее раздумье.
Немного погодя он поднялся с лавки, вышел во двор и почистил коня
скребницею, намереваясь съездить в Хедебю и потолковать с ротмистром. "А не
то перстень украдут нынче же ночью",- подумал он.
Однако выполнить свое намерение ему не пришлось. Он был человек робкий.
Вместо того он пошел к соседу на двор потолковать о том, что его беспокоило,
но сосед был дома не один, и Борд по своей чрезмерной робости снова не
осмелился заговорить. Он вернулся домой, так и не вымолвив ни слова.
Лишь только солнце село, он улегся в постель, собираясь тут же заснуть.
Но сон не шел к нему. Снова вернулось беспокойство, и он все вертелся да
ворочался в постели.
Жене, разумеется, тоже было не уснуть, и вскоре она стала
расспрашивать, что с ним такое.
- Да ничего,- по своему обыкновению, отвечал он.- Вот только дело одно
у меня все из головы нейдет.
- Да, слыхала я нынче про это не раз,- молвила жена,- теперь давай
выкладывай, что задумал. Уж не такие, верно, опасные дела у тебя на уме,
чтобы нельзя было про них мне рассказать.
Услыхав эти слова, Борд вообразил, что он тут же уснет, если
послушается жены.
- Да вот лежу я и все думаю,- сказал он,- замуровали ли генералов
склеп, или же он всю ночь простоит открытый.
Жена засмеялась.
- И я про то думала,- сказала она,- и сдается мне, что всякий, кто был
нынче в церкви, об этом же думает. Но чего тебе-то из-за этакого дела без
сна ворочаться?
Борд обрадовался, что жена не приняла его слова близко к сердцу. У него
стало на душе спокойнее, и он решил было, что теперь-то уж непременно уснет.
Но как только он улегся поудобней, беспокойство вернулось к нему. Ему
чудилось, будто со всех сторон, изо всех лачуг подкрадываются к нему