"Сельма Лагерлеф. Перстень Левеншельдов " - читать интересную книгу автора

II

В марте месяце года 1741-го почил в бозе генерал-майор Бенгт
Левеншельд, а спустя несколько месяцев того же года случилось так, что
маленькая дочка ротмистра Йерана Левеншельда, старшего сына генерала,
жившего в ту пору в Хедебю, умерла от кровавого поноса. Хоронили ее в
воскресенье, тотчас после службы, и все молельщики прямо из церкви
последовали за погребальным шествием и проводили покойницу к Левеншельдовой
фамильной гробнице, где обе огромных могильных плиты были сдвинуты на самый
край. В своде склепа под плитами каменщик сделал пролом, дабы гробик
мертвого дитяти можно было поставить рядом с дедушкиным.
Покуда прихожане, собравшиеся у склепа, внимали надгробному слову,
может статься, кое-кто и вспомнил о королевском перстне и посетовал на то,
что вот лежит он, дескать, сокрытый в могиле без всякой пользы и радости.
А может, кое-кто и шепнул соседу, что теперь не так уж и трудно
добраться до перстня: ведь до завтрашнего дня склеп вряд ли замуруют.
Среди тех, кого тревожили подобные мысли, был и некий крестьянин из
усадьбы Мелломстуга в Ольсбю; звали его Борд Бордссон. Он был вовсе не из
тех, кто стал бы горевать до седых волос из-за перстня. Напротив того, когда
кто-нибудь заводил речь про перстень, Борд обычно говорил, что у него-де и
так хорошая усадьба и ему незачем завидовать генералу, унеси он с собой в
могилу хоть целый шеффель золота.
И вот теперь, стоя на кладбище, Борд Бордссон, как и многие другие,
подумал: "Чудно, что склеп останется открытым". Но не обрадовался этому, а
обеспокоился. "Ротмистру, пожалуй, надо бы приказать, чтобы склеп замуровали
нынче же после полудня,- подумал он.- Найдутся такие, кому приглянется этот
перстень".
Дело это его вовсе и не касалось, но как бы то ни было, а он все больше
и больше свыкался с мыслью, что опасно оставлять склеп открытым на ночь.
Стоял август, ночи были темные, и если склеп не замуруют нынче же, то туда
может пробраться вор и завладеть сокровищем.
Его охватил такой страх, что он уже начал было подумывать, не пойти ли
ему к ротмистру, чтобы предупредить его. Но Борд твердо знал, что в народе
он слывет простофилей, и ему не хотелось выставлять себя на посмешище. "В
этом деле ты прав, это уж точно,- подумал он,- но ежели выказать излишнее
усердие, тебя поднимут на смех. Ротмистр - малый не промах и уж непременно
распорядится, чтобы заделали пролом".
Он так углубился в свои думы, что даже не заметил, как погребальный
обряд окончился, и продолжал стоять у могилы. И простоял бы еще долго, если
бы жена не подошла к нему и не дернула за рукав кафтана.
- Что это на тебя нашло? - спросила она.- Стоишь тут и глаз не сводишь,
будто кот у мышиной норки.
Крестьянин вздрогнул, поднял глаза и увидел, что, кроме них с женой,
никого на кладбище уже нет.
- Да ничего,- ответил он.- Стоял я тут, и взбрело мне на ум...
Он охотно поведал бы жене, что именно ему взбрело на ум, но он знал,
что она куда смекалистей его. И сочла бы лишь, что тревожится он зря.
Сказала бы, что замурован склеп или нет - никого это дело не касается, кроме
ротмистра Левеншельда.