"Сельма Лагерлеф. Шарлотта Левеншельд" - читать интересную книгу автора

но она по крайней мере покажет этим образованным господам, что не желает
казаться лучше, чем она есть, им в угоду.
Шарлотта приехала поздно, когда в доме уже отужинали, и полковница
велела Жакетте отвести свою подругу в обеденную залу и распорядиться, чтобы
ей дали поесть.
Так закончился этот вечер.
На другой день было воскресенье, и тотчас же после завтрака нужно было
идти в собор слушать проповедь настоятеля Шеборга. Служба длилась добрых два
с половиною часа, а потом полковник с полковницей, Жакетта и Шарлотта
довольно долго прогуливалась по Карлстадской площади. Они встречали
множество знакомых, и некоторые из этих господ подходили к ним. Но они шли
рядом с полковницей и беседовали исключительно с нею, а Жакетту и Шарлотту
не удостаивали ни взглядом, ни словом.
После прогулки Шарлотта вместе со всеми вернулась в дом Экенстедтов,
чтобы присутствовать на семейном обеде в обществе настоятеля собора и
советника с женами, братьев Стаке, Евы Экенстедт с ее поручиком.
За обедом полковница вела с настоятелем и советником умную,
просвещенную беседу. Ева и Жакетта не раскрывали рта, и Шарлотта также
молчала, ибо поняла, что в этом доме не принято, чтобы молодежь вмешивалась
в разговор. Но в течение всего обеда она томилась желанием очутиться
где-нибудь подальше отсюда. Она, можно сказать, подстерегала случай показать
родителям Карла-Артура, что она, по ее разумению, нисколько не годится им в
невестки. Она заметила, что вермландского диалекта оказалось недостаточно, и
решила прибегнуть к более сильному и действенному средству.
После такой поездки, и такой проповеди, и такой прогулки, и такого
обеда ей непременно нужно было дать им понять, что она не хочет больше
оставаться здесь.
Одна из превосходных, вышколенных служанок, прислуживавших за столом,
обносила всех блюдом малины, и Шарлотта, как и все другие, положила себе на
тарелку ягод. Затем она протянула руку к сахарнице, стоявшей поблизости, и
принялась посыпать малину сахаром.
Шарлотта не подозревала, что взяла сахару больше, чем следовало, но
вдруг Жакетта торопливо шепнула ей на ухо:
- Не сыпь так много сахару! Матушка этого не любит.
Шарлотта знала, что многие пожилые люди считают непозволительной
роскошью сластить кушанья. Дома в Корсчюрке она не могла взять и ложечки
сахара без того, чтобы не выслушать замечания от пастора. Так что она ничуть
не была этим удивлена. Но в то же время она увидела случай дать волю злому
духу противоречия, который вселился в нее с той поры, как она выехала из
дома. Она поглубже запустила ложечку в сахарницу и так густо посыпала
малину, что тарелка ее сделалась похожа на снежный сугроб.
За столом воцарилась необычайная тишина. Все понимали, что добром это
не кончится. Полковница не замедлила вмешаться и вскользь обронила:
- У вас в Корсчюрке, должно быть, изрядно кислая малина. У нас здесь
она вполне съедобная. Едва ли стоит еще сахарить ее.
Но Шарлотта продолжала сыпать сахар. Про себя она думала: "Если я не
остановлюсь, то потеряю Карла-Артура и навеки разрушу свое счастье. Но все
равно я буду сыпать".
Полковница слегка пожала плечами и повернулась к настоятелю, чтобы
продолжить беседу. Видно было, что ей не хочется прибегать к крутым мерам.