"Сельма Лагерлеф. Сага о Йёсте Берлинге" - читать интересную книгу автора

еще думаешь, будто в тебе хоть что-то еще может умереть! Неужто ты
полагаешь, что мертвец - это непременно тот, кто, неподвижный и оцепеневший,
лежит в заколоченном гробу?! Неужто ты думаешь, что я стою здесь и не вижу:
ты, ты, Йёста Берлинг, - мертв?!
Я вижу, что вместо головы у тебя череп мертвеца, и мне кажется, будто
черви выползают у тебя из глазниц! Разве ты не чувствуешь, что рот твой
набит землей? Разве ты не слышишь, как гремят твои кости, стоит тебе
шевельнуться?
Ты, Йёста Берлинг, утопил себя в вине, ты мертв.
Единственное, что живо в тебе и еще шевелится, - это лишь кости
мертвеца, а ты не желаешь дозволить им жить. Если можно назвать это жизнью?!
Это все равно что дозволить мертвецам плясать на могилах при свете звезд. Уж
не стыдишься ли ты того, что тебя лишили сана, раз ты хочешь умереть. Нужно
сказать, тебе было бы куда больше чести, если бы ты нашел применение своим
дарованиям и принес какую ни на есть пользу цветущей земле Божьей. Почему ты
сразу же не явился ко мне, я бы все уладила? Да, теперь, верно, ты ждешь
великой чести от того, что тебя завернут в саван, положат на смертную солому
и назовут прекрасным трупом?!
Нищий сидел спокойно, почти улыбаясь, пока она обрушивала на него
гневные слова. Никакой опасности, ликовал он, никакой опасности! Вечные леса
ждут тебя, и не в ее власти отвратить от них твою душу. Но майорша замолчала
и сделала несколько шагов взад-вперед по горнице. Затем она села перед
очагом, поставила ноги на каменную плиту и оперлась локтями о колени.
- Тысяча чертей! - сказала она и тихо засмеялась как бы про себя. - В
том, что я говорю, куда больше правды, нежели мне самой приходит в голову.
Уж не думаешь ли ты, Йёста Берлинг, что большинство людей в этом мире -
мертвы или полумертвы? Уж не думаешь ли ты, что я жива? О, нет! О, нет!
Да, погляди на меня, погляди. Я - майорша из Экебю, и я, верно, самая
могущественная госпожа в Вермланде. Шевельни я пальцем, и тотчас же
примчится губернатор, шевельни я двумя, примчится епископ, шевельни я
тремя - и весь соборный капитул, и советники, и все заводчики начнут
отплясывать польку на площади в Карлстаде. Однако ж, тысяча чертей, мальчик,
я заявляю тебе: я не что иное, как одетый труп. Одному Богу ведомо, сколь
мало во мне жизни.
Наклонившись вперед на своем стуле, нищий всеми фибрами души впитывал
ее слова. Старая майорша сидела, качаясь из стороны в сторону перед очагом,
и говорила, не глядя на него.
- Тебе, верно, не приходит на ум, - продолжала она, - что, будь я жива,
я бы при виде тебя, столь жалкого и удрученного, мигом избавила бы тебя от
подобных мыслей. Нет, конечно, не приходит. Тогда у меня нашлись бы для тебя
и слезы, и мольбы, которые перевернули бы твою душу, и я спасла бы ее. Но
отныне я - мертва.
Слыхал ли ты, что некогда я была красавицей Маргаретой Сельсинг? То
было далеко не вчера, но я все еще могу оплакивать ее так, что мои старые
глаза еще краснеют от слез. Почему Маргарете Сельсинг суждено было умереть,
а Маргарете Самселиус - жить, почему майорше из Экебю суждено жить, ответь
мне, Йёста Берлинг?
Какой была Маргарета Сельсинг? Она была стройна и тонка, застенчива и
невинна. На могиле таких, как она, плачут ангелы.
Она не ведала зла, никто никогда не причинял ей горя, она была добра ко