"Сельма Лагерлеф. Сага о Йёсте Берлинге" - читать интересную книгу автора

рассыпающие золотую пыльцу на серое тканье жизни. Никогда прежде не
доводилось Анне видеть его таким, каким он был в этот вечер. Он не был ни
изгоем, ни отверженцем, ни бездомным фигляром, нет, он был королем среди
мужей, прирожденным королем.
Он и другие молодые люди составили заговор против нее. Пусть
поразмыслит хорошенько, как дурно она поступает, отдавая старику свое
прекрасное лицо и свои несметные богатства. Никто не приглашал ее на целых
десять танцев.
Она просто кипела от гнева.
На одиннадцатый танец ее пригласил человек, с которым никто не желал
танцевать, бедняга - ничтожнейший из ничтожных.
- Хлеб кончился, на стол подают пальты, - сказала она.
Началась игра в фанты. Светлокудрые девушки, прижавшись головками друг
к другу, пошептались и присудили ей поцеловать того, кто ей более всех по
душе. И с улыбкой на устах предвкушали они увидеть, как гордая красавица
поцелует старика Дальберга.
Но она поднялась, величественная в своем гневе, и сказала:
- А нельзя ли мне с таким же успехом дать пощечину тому, кто мне менее
всех по душе?
Миг, и щека Йёсты запылала от удара ее твердой руки. Он покраснел, как
рак, но, опомнившись, схватил ее руку и, на секунду задержав ее в своей,
прошептал:
- Встретимся через полчаса в красной гостиной внизу!
Его голубые глаза сияли навстречу Анне, соединяя ее с ним властными
колдовскими узами. Она поняла, что должна повиноваться.
Внизу она встретила его гордыми, недобрыми словами:
- Какое тебе дело, Йёста Берлинг, за кого я выхожу замуж?
У него пока не нашлось для нее ни единого ласкового слова, а
заговаривать тотчас о Фердинанде, ему казалось, не подобало.
- То, что тебе пришлось просидеть десять танцев кряду, вовсе не беда и
не слишком суровая для тебя кара. Ты думаешь, что можешь безнаказанно
нарушать клятвы и обещания? Если бы не я, а более достойный человек вздумал
тебя покарать, он поступил бы куда более жестоко.
- Что я такого сделала тебе и всем вам, что вы не оставляете меня в
покое? Вы преследуете меня только ради денег. В Лёвен надо мне бросить эти
деньги, и пусть тогда кто угодно выуживает их оттуда!
Закрыв глаза руками, она заплакала от досады.
Ее слезы тронули сердце поэта. Ему стало стыдно своей суровости. И он
ласковым голосом сказал:
- Ах, дитя, дитя, прости меня! Прости бедного Йёсту Берлинга! Ты ведь
знаешь, никому нет дела до того, что такой бедняга, как я, говорит или
делает. Никого не доводит до слез его гнев, с таким же успехом можно плакать
от укуса комара. Это - безумие, но мне хотелось помешать нашей самой
красивой и самой богатой девушке выйти замуж за старика. А получилось так,
что я только огорчил тебя.
Он сел рядом с ней на диван, медленно обвил рукой ее талию, чтобы
ласковой нежностью поддержать девушку, ободрить ее.
Она не отстранилась. Прижавшись к нему, она обняла руками его шею и
заплакала, склонив прелестную головку ему на плечо.
Ах, поэт, самый сильный и самый слабый из людей! Разве твою шею должны