"Сельма Лагерлеф. Сага о Йёсте Берлинге" - читать интересную книгу автора

вечных лесов!
Там, вдали, где на равнинных землях поднимаются прямые, подобные
столбам деревья, где снег толстым, тяжелым покровом покоится на неподвижных
ветвях, где бессилен ветер и где он лишь тихо-тихо играет с хвоей в
верхушках деревьев, там хотелось ему брести, углубляясь все дальше и дальше
в лесную чащу. Брести до тех пор, пока однажды силы не изменят ему и он не
рухнет под огромными деревьями, умирая от голода и холода.
Он мечтал о большой, осененной шелестом листвы могиле над Лёвеном, где
его одолеют силы тленья, где голоду, холоду, усталости и винным парам
удастся наконец уничтожить это бренное тело, которое могло вынести все.
Он спустился вниз к постоялому двору, желая дождаться там вечера. Он
вошел в буфетную и сел, тупо расслабившись, у дверей, по-прежнему мечтая о
покое вечных лесов.
Хозяйка постоялого двора сжалилась над ним и поднесла ему рюмку вина.
Она поднесла и вторую после того, как он стал истово умолять ее об этом.
Но наливать ему даром она больше не пожелала, и нищий впал в полное
отчаяние. Ему нужно было выпить еще и еще этого горячительного, сладостного
напитка. Ему нужно было еще раз почувствовать, как сердце пляшет в груди, а
мысли полыхают от хмеля. О, это сладостное пшеничное вино! Летнее солнце,
пение птиц, благоухание и красота лета сливались воедино в прозрачных,
волнующих глотках. Еще хоть раз, прежде чем исчезнуть во мраке ночи, жаждет
он испить солнца и счастья.
И вот сначала он обменял на вино муку, потом мешок из-под муки, а
напоследок - санки. Выпив, он сильно захмелел и проспал добрую часть
послеобеденного времени на скамье в харчевне.
Пробудившись, он понял, что ему остается лишь одно. Раз это жалкое тело
одержало верх над его душой, раз он смог пропить то, что доверил ему
ребенок, раз он - позор для всей вселенной, он должен освободить ее от столь
жалкого бремени. Он должен вернуть своей душе свободу, дозволить ей
вознестись к Богу.
Лежа на скамье в буфетной, он судил самого себя:
- Йёста Берлинг, лишенный сана пастор, обвиняемый в том, что пропил
муку, принадлежавшую голодному ребенку, присуждается к смерти. К какой
смерти? К смерти в снежных сугробах!
Он плакал от жалости к самому себе, к своей бедной оскверненной душе,
которой должно было вернуть свободу.
Отошел он недалеко и с дороги не сворачивал.
Схватив шапку, нетвердо держась на ногах, вышел он из харчевни. У самой
обочины стоял высокий сугроб. Он бросился туда, чтобы умереть. Закрыв глаза,
он попытался уснуть.
Никто не знает, как долго он так лежал, но в нем еще теплилась жизнь,
когда по дороге примчалась с фонарем в руках дочка пастора из Брубю и нашла
его в сугробе у обочины. Она несколько часов простояла на косогоре, ожидая
его. Теперь она примчалась с вершины холма в Брубю, чтобы отыскать его.
Она тотчас узнала его и начала трясти и кричать изо всех сил, надеясь
разбудить.
Ей нужно было узнать, куда он девал ее мешок с мукой.
Ей нужно было вернуть Йёсту к жизни, хотя бы ненадолго: пусть скажет,
что сталось с санками и мешком с мукой. Милый папенька убьет ее, если его
санки пропали. Кусая нищему палец и царапая ему лицо, доведенная до крайнего