"Лазарь Лагин. Броненосец "Анюта"" - читать интересную книгу автора

Кутовой попробовал отвлечь свое внимание от самолета. Он смотрел на
забавную бородку Аклеева, лихорадочно пытаясь снова вызвать у себя в памяти
плюшевого медвежонка, которого когда-то, бесконечно давно, будто сто лет
назад, покупал Косте ко дню рождения. Но он таки не смог хоть на миг
заставить себя забыть о "мессершмитте", о фашистском летчике, который был
совсем близко, в полной безопасности, и мог так, между делом, убить его -
Василия Кутового, и Аклеева, и Вернивечера. Кутового душила лютая ненависть
к немцам и мучительная досада на свою беспомощность.
- Ничего! - яростно шептал он, обращаясь не то к своим товарищам, не то
к самому себе. - Ничего! Ще мы побачимось! Ще я из тебэ, бисов эрзац, до
Берлина кишки повыпущу!... Ще мы с тобой, гадюка!...
Конец его угрозы потонул в грохоте приближавшейся машины, с сумасшедшим
треском затарахтели очереди пулемета. Одна, другая, третья, четвертая. Потом
совсем низко промчалась зловещая тень самолета, и в каюте на мгновение
наступили сумерки, как во время солнечного затмения, а потом сразу стало
по-прежнему светло и совсем тихо.
"Мессершмитту" некогда было возиться с каким-то ничтожным поразбитым
катерком, не обнаруживавшим к тому же никаких признаков жизни. "Мессершмитт"
улетел в район тридцать пятой батареи, туда, где он мог рассчитывать на
более богатую добычу.
- Ух ты! - промолвил минуту спустя Аклеев, поднимаясь с палубы. - Даже
вспотел. - Он с удовольствием потянулся: - Ну как, все живы?
- Вроде все, - неуверенно отозвался Кутовой, покосившись на лежавшего
лицом к переборке Вернивечера.
- Степан! - окликнул Аклеев.
- Ничего со мной не сделалось, - буркнул тот, не оборачиваясь. - Я бы
сейчас соснул...
- Ну, вот и отдыхай, - обрадовался Аклеев. - Это ты правильно решил -
отдыхать.
Он тщательно осмотрел лимузин от носа до флагштока на корме и только у
самого форштевня обнаружил три свежие пробоины, не представлявшие никакой
опасности.
- Нет, - сказал он, подводя итог осмотра. - Этот фриц - не ас.
Кутовой добавил к этой скупой характеристике несколько выразительных
словечек. Вернивечер снова промолчал, и Аклеев поняв, что его надо оставить
сейчас в покое, вернулся с Кутовым на прежнее место, на корму.
Вернивечер только этого и ждал.
Вернивечеру очень не хотелось умирать. Кипучая натура, легко
увлекающийся, жизнерадостный, храбрый и не злой, он всегда был полон
всяческих планов и жизнь любил так, как может ее любить молодой человек,
только перешагнувший в третий десяток.
Ему еше очень многого хотелось. Ему еще нужно было бить немцев до
полной победы жениться на Мусе, пожать руку друзьям; поступить в вуз,
написать книгу (да, обязательно книгу!) воспоминаний об обороне Севастополя
и обязательно такую, чтобы заткнуть за пояс всех писателей, прогуляться по
побежденному Берлину, побывать в Москве и Америке, присутствовать на казни
Гитлера, играть правого бека в сборной СССР, изобрести снайперский
портативный пулемет с оптическим прицелом, повидаться с матерью и братишкой,
оставшимися в Ростове-на-Дону, где он до войны работал шофером.
Вернивечер вспомнил: завязался как-то в их батальоне спор. Один матрос