"Лазарь Лагин. Броненосец "Анюта"" - читать интересную книгу автора

что не позволил бы себе произнести, находись он в сознании. Вернивечер знал,
что пресной воды достать нельзя.

VI. КОРАБЛЬ НАХОДИТСЯ В ПЛАВАНИИ

Воду все-таки достали.
Было почти безумием оставлять парус во время шторма. Но еще большим
безумием было не попытаться набрать воды, когда пошел дождь. А ведерко
валялось в каюте. Вход в нее наглухо заслонял парус. Отводить парус от
двери? Обеспечен верный оверкиль. Аклеев бросился на фальшборт, по узенькому
его ребру, крепко цепляясь за бортовой леер, добрался до первого разбитого
окошка каюты, протиснулся в него и, схватив громыхавшее ведро, которое
килевая качка швыряла из угла в угол, полез было обратно в окно. Но тут он
вспомнил о Кутовом и вернулся в каюту. Хватаясь за переборки, он упал на
дверь моторной рубки, приоткрыл ее и крикнул:
- Высунь бушлат наружу!
- Так промокнет же! - не догадался, в чем дело, Кутовой. - Дождь идет.
- Вот именно промокнет, сухопутная твоя душа! - рассердился Аклеев. -
Промокнет, и будет чего пить!...
Сказал, не дожидаясь ответа, полез в окно и выскочил на корму как раз
тогда, когда ветер точно нехотя стал отводить парус от кормовой переборки,
потому что Кутовой, скинув с себя бушлат, высунул его за боковую раму
ветрового стекла, и на штурвале осталась только одна его рука.
Не выпуская ведерка, Аклеев всей тяжестью своего тела налег на парус и
дождался, пока Кутовой снова выровнял ход лимузина.
Теперь Аклеев проклинал себя за то, что не догадался захватить из каюты
топорик и пару гвоздей. Тогда можно было бы вколотить гвоздь в переборку,
навесить на него ведерко, и вода стекала бы в ведерко с остатков крыши. Но
нечего было и думать о том, чтобы возвращаться в каюту.
Пришлось Аклееву, чуть не плача от досады, встать одной ногой на
скользкую корму, другой - на ребро фальшборта и, рискуя каждую секунду
свалиться за борт, держать ведерко у края крыши в вытянутой руке.
Свистел ветер, волны гремели и шипели неугомонно и сердито. Все кругом
было полно недобрыми шумами шторма. Но Аклеев не слышал ничего, кроме
тоненького пения струек воды - пресной воды! - стекавших с крыши в ведерко.
Был бы на крыше желоб, дождя этого вполне хватило б, чтобы заполнить ведерко
до краев. Но на крыше лимузина желобов не полагается, и вода скатывалась с
нее сплошной реденькой пеленой. В этом была чудовищная и никак не поправимая
несправедливость. Три человека умирали от жажды, а пресная вода, чудесная
питьевая вода десятками, сотнями литров падала на крышу, чтобы через
несколько секунд скатиться с нее в море.
Немногим больше бутылки воды попало в ведерко. Аклеев осторожно перелил
ее в фляжку, не выпив ни капли. Эта вода предназначалась для Вернивечера.
Себе Аклеев позволил только немного пососать мокрый рукав своего
бушлата. Это было счастье, которое по-настоящему может оценить только
человек, промучившийся без воды хотя бы двое суток.
Очень нелегко было Аклееву заставить себя оторваться от рукава. Но
Аклеев превозмог себя.
Как только ветер ослабел и стало возможно без особого риска для
лимузина оставлять на минуту-другую коварный парус, Аклеев снял с себя