"Лазарь Лагин. Броненосец "Анюта"" - читать интересную книгу автора

одежду и выжал ее над ведерком. Получилось воды больше, нежели ему удалось
собрать с крыши: около полутора бутылок. Вместе с той, которую он потом
добыл из бушлата Кутового, собралось около двух бутылок мутноватой, но
вполне пригодной питьевой воды.
Теперь можно было дать напиться Вернивечеру и самим хлебнуть примерно
по осьмушке стакана: неизвестно было, сколько еще придется пробыть в море, и
воду решили экономить жесточайшим образом. Затем и ведерко и фляжку
запрятали подальше в рундучок под сиденьем, чтобы они одна капля драгоценной
влаги не испарилась под жаркими лучами июльского солнца.
Пить все равно хотелось не меньше прежнего. Аклеев по этому случаю
вспомнил директора типографии, в которой он работал на "гражданке". Директор
страдал пороком сердца и жаловался, что врачи запрещают ему употреблять в
сутки больше пяти стаканов жидкостей. Пять стаканов!...
К вечеру волны улеглись. Лимузин застыл на месте. Во все стороны,
насколько хватал глаз, расстилалось море без конца и края. Весело и
беззаботно плескались дельфины. Возможно, это были те самые дельфины,
которых бомбы и снаряды заставили уйти как можно дальше в море, и вот они
сейчас радовались вновь обретенному покою. А возможно, что эти дельфины ни
разу и не бывали у черноморских берегов, что они все время боев находились
здесь, в глубоком дельфиньем тылу. Но ясно было одно: они чувствовали себя
здесь в полнейшей безопасности и это было неопровержимым свидетельством
того, что лимузин занесло достаточно далеко от морских и воздушных путей.
Теперь краснофлотцам можно было надеяться только на ветер или на счастливый
случай.
Что касается ветра, то шансов на то, чтобы он после шторма снова задул
в ближайшие дни, было очень мало. Еще меньше было оснований рассчитывать на
случайную встречу в этих отдаленных местах с каким-нибудь нашим кораблем.
Словом, было от чего впасть в отчаяние даже менее усталым и измученным
людям, нежели тем, которые составляли экипаж крохотного дырявого суденышка.
Теперь, в долгие часы вынужденного бездействия, с удесятеренной силой
стали давать себя чувствовать голод и усталость, и особенно жажда, которую
нищенские рационы воды, казалось, даже усиливали. Необоримая вялость
расслабляла мышцы и волю, клонила ко сну и бездействию. Стоило только
поддаться ей - и исчезла последняя надежда на спасение. С нею нужно было
бороться немздлено и самыми решительными мерами.
Бывает у людей такое состояние, когда их охватывает безразличие и
равнодушие ко всему, что еще совсем недавно волновало их, ко всему, что они
любили, что было им дорого. Ни воспоминания о родном доме, ни о любимых не в
состоянии в таких случаях вывести из оцепенения. Но и в такие тяжелые минуты
человек стряхивает с себя апатию, вспомнив о воинском долге. Пока человек
чувствует себя солдатом, он находит силы для деятельности и борьбы.
Солнце уже касалось нижним своим краем горизонта, когда к безмолвно
лежавшему Вернивечеру подошел Аклеев.
- Пить хочешь? - шепотом осведомился он. Конечно, Вернивечеру
совершенно нестерпимо хотелось пить, но вместо прямого ответа он прошептал:
- А вы сами?... Почему вы сами с Кутовым не пьете?...
- Ас чего ты взял, что мы не пьем? Мы уже пили.
Аклеев дал ему хлебнуть воды и снова зашептал:
- Ты как, в случае чего - сесть можешь?
- Смогу... если потребуется, - ответил несколько удивленный Вернивечер.