"Имре Лакатос. Фаллибилизм против фальсификационизма " - читать интересную книгу автора

г. предупреждал, что "разрешительная" методология Нейрата (точнее было бы
сказать, отсутствие методологии) превратила бы науку в не-эмпирическую и,
следовательно, иррациональную:
"Нам необходимо некоторое множество правил, ограничивающих
произвольность "вычеркивания" (а также и "принятия") протокольных
предложений. Нейрат не формулирует никаких правил такого типа и тем самым
невольно выбрасывает за борт эмпиризм...
Любая система может быть оправданной, если кому-либо дозволяется (а по
Нейрату, это право предоставляется всем) просто "вычеркнуть" мешающее ему
протокольное предложение"
Поппер соглашается с Нейратом в том, что все высказывания подвержены
ошибкам, но он решительно настаивает на том, что прогресс невозможен без
твердой рациональной стратегии или метода, которыми следует
руководствоваться, когда одни высказывания противоречат другим.
Но не является ли твердая стратегия методологического
фальсификационизма, рассмотренная выше, слишком твердой? Не являются ли
решения тех, кто придерживается этой стратегии, слишком произвольными?
Кое-кто мог бы даже сказать, что методологический фальсификационизм
отличается от догматического только тем, что лицемерно уверяет в своей
преданности фаллибилизму!
Критиковать теорию критики обычно трудно. Натуралистический
фальсификационизм было сравнительно легко опровергнуть, так как он покоится
на эмпирической психологии восприятия; можно показать, что он просто ложен.
Но как фальсифицировать методологический фальсификационизм? Нет такого
бедствия, какое могло бы опровергнуть не-джастификационистскую теорию
рациональности. Более того, если бы даже эпистемологическая катастрофа
разразилась, как могли бы мы узнать об этом? Мы лишены возможности судить о
том, увеличивается или уменьшается правдоподобие наших успешных теорий.
Пока еще нет общей теории критицизма даже в сфере научного знания, не
говоря уже о критике теорий рациональности. Следовательно, если мы хотим
фальсифицировать методологический фальсификационизм, то нам придется делать
это, не имея еще теории, с помощью которой такая критика могла быть
обоснована.
Если мы обратимся к истории науки, пытаясь понять, как происходили
самые знаменательные фальсификации, нам придется признать, что некоторые из
них были явно иррациональными либо покоились на таких принципах
рациональности, которые радикально отличались от тех, какие только что
обсуждались нами.
Прежде всего, к вящему сожалению фальсификациониста, придется признать,
что упрямые теоретики часто и не думали подчиниться экспериментальным
вердиктам и действовали так, будто последних вовсе не было.
Фальсификационистский "закон и порядок" не мог бы допустить таких
вольностей. Следующее затруднение связано с фальсификацией теорий, взятых
вместе с ограничением ceteris paribus. По фальсификационистским критериям
фальсификация, как она имела место в реальной истории, может выглядеть
иррациональной. По этим критериям, ученые часто необъяснимо медлительны.
Например, понадобилось целых восемьдесят пять лет, чтобы от признания
аномальности перигелия Меркурия перейти к признанию этого же факта как
опровержения ньютоновской теории, несмотря на то, что ограничение ceteris
paribus было очень неплохо подкреплено. С другой стороны, ученые часто