"Имре Лакатос. Фаллибилизм против фальсификационизма " - читать интересную книгу автора

выступают для него ни как доказательно обоснованные, ни как вероятные; да и
об опровергнутых теориях можно сказать только то, что они опровергнуты.
Для утонченного фальсификационизма в теории важнее всего, что она
позволяет предсказывать новые факты; можно сказать прямо, что для той версии
попперовского эмпиризма, которую я отстаиваю, соответствующим значением
обладают лишь те факты, какие способна предсказать теория. Эмпиризм (то есть
научность) и теоретическая прогрессивность неразрывно связаны.
Эта мысль не так уж нова. Лейбниц, например, в известном письме к
Конрингу в 1678 г. писал: "Лучшей похвалой гипотезе (когда ее истинность уже
доказана) является то, что с ее помощью могут быть сделаны предсказания о
неизвестном ранее явлении или еще небывалом эксперименте. Точка зрения
Лейбница была широко поддержана учеными. Но с тех пор, как оценка научной
теории в до-попперовской методологии рассматривалась как оценка степени ее
подтверждения, позиция Лейбница некоторыми логиками подвергалась критике как
неприемлемая. Например, Дж. С. Милль в 1843г. высказывал недовольство тем,
что "существует мнение, что гипотеза... вправе рассчитывать на более
благоприятный прием, если, объясняя все ранее известные факты, она, кроме
того, позволила предусмотреть и предсказать другие факты, проверенные
впоследствии на опыте". Милль целит точно: действительно, такая оценка
противоречит и джастификационизму, и пробабилизму. В самом деле, почему мы
должны считать, что некое событие, если оно предвосхищено теорией, имеет для
нас большую познавательную ценность, чем если бы оно было известно до
теоретического предсказания? До тех пор, пока доказательная обоснованность
считается единственным критерием научности, критерий Лейбница будет
выглядеть непригодным. Подобным же образом, если рассматривать отношение
между вероятностью теории и эмпирическими данными, то, как заметил Дж.
Кейнс, оно не может зависеть от того, получены ли данные до теоретических
предсказаний или после них.
Но несмотря на столь убедительные аргументы джастификационистской
критики, критерий Лейбница пользовался поддержкой лучших ученых, так как в
нем получили выражение их неприязнь к гипотезам ad hoc, которые "хотя и
верно выражают факты, для объяснения каковых предлагаются, однако не находят
подтверждения какими-либо иными явлениями".
Но только Поппер заметил, что бросающееся в глаза несоответствие между
несколькими разрозненными возражениями против гипотез ad hoc, с одной
стороны, и внушительным сооружением джастификационистской теории познания, с
другой, устраняется именно разрушением джастификационизма, а также введением
нового, не джастификационистского критерия оценки научных теорий,
основанного на неприятии гипотез ad hoc.
Рассмотрим несколько примеров. Теория Эйнштейна не потому лучше
ньютоновской, что последняя была "опровергнута", а первая нет: по отношению
к теории Эйнштейна известно множество "аномалий". Теория Эйнштейна лучше,
чем теория Ньютона "образца 1916 года", иначе говоря, знаменует собой
прогресс научного знания по сравнению с ньютоновской теорией (то есть
теорией гравитации, законами динамики, известным рядом граничных условий, но
также и списком известных аномалий, таких как перигелий Меркурия), потому
что она объяснила все, что успешно объясняла ньютоновская теория, но при
этом в определенной степени объяснила и эти аномалии; кроме того, она
наложила запрет на такие явления, как прямолинейное распространение света
вблизи больших масс, о чем в теории Ньютона не было ни слова, зато другие