"Луис Ламур. Конагер (Вестерн) " - читать интересную книгу автора

мальчик.
А картина вокруг открывалась такая безрадостная. Только два цвета -
бурый и серый. Когда-то, в давно ушедшие времена, здесь, среди холмов,
плескалось озеро. Теперь его дно поросло травой, которую прямо на корню
высушило солнце.
- Лабан, - позвала Эви, - мы должны поближе познакомиться с нашей
землей. Для скота потребуется много воды. Может, рядом есть другой
источник. Хорошо бы его найти.
Мальчик поднял на нее глаза.
- Да, мама, но... вдруг встречу индейцев?
Она пытливо заглянула ему в лицо.
- Почему ты так решил?
- Сокорро говорил, что здесь в горах живут апачи, а еще иногда
приходят дикие индейцы с Границы.
Она не знала, верить ему или нет. Джейкоб не упоминал об индейцах, и
слухов о них до нее не доходило. Но Лабан правдивый мальчик. Если он
сказал, что слышал разговор, значит, слышал... или так понял.
Они медленно прошлись по холму за хижиной, описав полукруг. Под
кедрами валялось немало сушняка - упавших сучьев, разбитых молнией или
рухнувших от старости стволов деревьев. По крайней мере в этом году им не
придется беспокоиться о топливе. Кроме того, она увидела несколько хороших
бревен.
- Если бы нам удалось притащить их к хижине, - вслух подумала Эви.
- Запросто, - откликнулся Лабан. - Обмотаем их цепью или веревкой и
впряжем лошадь. Можно Черныша, он спокойный старичок.


К заходу солнца Джейкоб Тил находился в двадцати милях к востоку от
дома и искал место для ночлега. На гребне гряды, как ему помнилось, за
небольшой расселиной есть кедровое урочище. Там, в скалах, во впадине часто
скапливалась вода. Он добрался до конца тягуна, перевалил за гребень и
въехал в расселину. Приседая на задние ноги, лошадь соскользнула с крутого
обрыва и стала подниматься на другую сторону оврага - и тут из-под копыта
сорвался некрепко сидевший плоский камень. Лошадь упала. Отчаянно пытаясь
найти опору ногам, она перекатилась на спину. Сапог Джейкоба зацепился за
стремя, и, когда лошадь перевернулась, передняя лука седла тяжело придавила
ему грудь.
Внутри что-то хрустнуло. Не было ни боли, ни страха, только какое-то
удивление.
Смерть, как он всегда себе представлял, есть событие драматическое,
полное боли; или же можно медленно умирать от болезни, в окружении друзей.
Лошадь брыкалась, напрягалась, попыталась подняться и снова упала. И тут
пришла боль... сокрушительная, страшная, удушающая боль.
Но вес лошади больше не давил на него, хотя нога все еще оставалась в
ловушке. Ему удалось приподняться на локте и осмотреть себя. Рубашка и
куртка покраснели от крови. Он почувствовал головокружение и слабость.
Затем взглянул на лошадь.
Нога у нее оказалась сломана, из рваной раны уродливо торчала кость.
Он нащупал ружье, медленно и осторожно вытянул его из чехла.
- Прости меня, Бен, - сказал он и выстрелил коню в голову.