"Андре Ланжевен. Цепь в парке (Роман) " - читать интересную книгу автора

монастырском приюте и внезапно очутившегося за его стенами, в странном и
непонятном для него "большом мире", совсем непохожем на ту лучезарную
сказочную картинку, какую он рисовал в своем воображении. Светлый
поэтический мир детской фантазии, помогающий маленькому герою выстоять среди
злобных монахинь-ворон, как он их называет, сталкивается с суровой
неприкрашенной действительностью, едва он попадает за стены приюта. Многие
его иллюзии рушатся, а им на смену приходит более трезвая и бескомпромиссная
оценка окружающего.
Многочисленные персонажи романа, порой нарисованные всего несколькими
штрихами, даны через свежее непосредственное восприятие маленького героя, и
его непредвзятый, проницательный детский взгляд как бы высветляет хорошее и
дурное в людях, делает их характеры более выпуклыми и яркими. Беспощадно
разоблачаются бездушие и лицемерие добропорядочных обывателей с их скудным и
убогим внутренним миром. Лишь у простых тружеников, и даже у тех, кто
отторгнут обществом, Пьеро обнаруживает нерастраченные запасы доброты,
душевную щедрость и одаренность, зачастую не находящие себе приложения в
конкретной действительности, калечащей и уродующей людские характеры и
судьбы. Неприглядная изнанка жизни, открывшаяся мальчику и заставившая его
распрощаться со многими надеждами и мечтами, все суровые испытания, выпавшие
на его долю, не повергают Пьеро в отчаяние, он черпает силу и мужество в
обретенных им реальных, невыдуманных жизненных ценностях, таких, как
человеческая любовь и доброта, дружба и верность. Он больше не чувствует
себя одиноким, начинает постепенно понимать, что его поиски добра и
справедливости, отстаивание им собственного человеческого достоинства
причисляют его к тому же племени бунтарей, к которому принадлежали его отец
и брат, ко всем тем, кто бунтует против лжи и ханжества, против равнодушия и
жестокости, царящих в собственническом обществе.
Поэтому трагическая, горькая книга Ланжевена не оставляет ощущения
безнадежности, она согрета теплотой человеческого участия, проникнута
мужественным жизнеутверждением.
В самый центр светового круга, очерченного солнцем, льющимся сквозь
витраж, ложится на мраморную плиту крохотный белоснежный платочек и, едва не
угодив под каблук девушки, скользит в сторону, словно его дернули за нитку.
Дама как-то странно всхлипнула, точно тявкнула во сне собачонка, и платочек
выпал у нее из рук. И тут же тихо запел орган, казалось, намалеванные под
куполом ангелочки, надувая щеки, заиграли вдалеке на невидимых флейтах.
Не успел он поднять глаза туда, к этой музыке, как заплаканная девушка,
держа под руку заплаканную даму, уже исчезла куда-то, окруженная другими
женщинами в трауре, с неподвижными, точно вылепленными из гипса лицами под
черными вуалями. Шевельнувшись в последний раз, платочек застыл возле
катафалка.
Может, это Балибу наконец отыскал его и подает ему знаки? Но почему он
не подойдет поближе? Да нет, конечно, это не Балибу! Он тоже ничего не знал.
Балибу, наверно, дожидается его в Большом доме, подыхая от скуки и голода, и
тратит последние силы на бесконечные превращения - хотя никто его все равно
не узнает, - и в конце концов останется от него лишь тень кленовой ветки в
лунном свете над кроватью. Ведь никто не догадывается, что Балибу может без
устали перепархивать из одной истории в другую быстрее, чем переворачиваешь
страницы в книге. Правда, как-то ночью он рассказал об этом Николб, потому
что кровати их стояли по соседству, в конце длинного ряда, возле самой