"Алексей Ланкин. Лопатка" - читать интересную книгу автора

руки, только что большие и всегда хорошо вымытые, даже если Фёдор Ильич с
утра автомобиль чинил. Такими руками железо мять, как тесто.
Но ежели у тебя, к примеру, радикулит разыгрался и спины не разогнуть -
то ни за какими анальгинами не тянись, прямиком дуй к Ильичу. Он тебя бросит
на пузо да пальчиками к спине тут и там прикоснётся - тут почувствуй, какая
у него кожа на ладонях гладкая и сухая. Мять и жамкать Фёдор Ильич не
станет, даже если пациент - сочная девка, потому что никаких массажей не
признаёт. Трёх минут не пройдёт - и где у тебя горело, там остынет, а где
ледяно простреливало - согреется, отойдёт. И вроде бы исцеление ничего
Фёдору Ильичу не стоит. Ты с кушетки встаёшь заново родившимся, а он только
посмеивается: в другой раз спину береги.
С благодарностью не скаредничай, но и из кожи вон не лезь. От литра водки
Фёдор Ильич не откажется, хотя сам последние годы почти не пьёт. Полтинник
денег примет без стеснения. А коли ты просто скажешь ему спасибо от души и
крепко руку пожмёшь - тоже в обиде не будет.
Русской крови в Ильиче на всё его объемистое тело - с полкружки. Отец его
был немец на три четверти, мать - казашка наполовину. Были и болгары, и
хохлы. Сам себя Фёдор Ильич любит именовать Батырхановым - по матери.
Говорит он и по-русски, и по-немецки одинаково свободно. При случае
объяснится и с казахом, и с узбеком, а по-английски выучился еще в те
времена, когда в загранку радистом ходил. Теперь пользуется: книжки по
экстрасенсорике подчитывает без перевода, только изредка заглядывает в
словарь Мюллера за трудным словом.
Неженатый, Сегедин по своей мощи женщин вниманием не обходит. Женщины,
надо признать, его тоже жалуют, хоть голова у него к сорока семи годам уже
седа.
В Сопковом у Сегедина двухкомнатная квартира на улице Советской, которая
изгибается вдоль бухты по плечу сначала одной сопки, потом другой. В
седловинке между двумя сопками и устроилась трёхэтажная сталинка, в которой
проживает Фёдор Ильич.
Ни в университетах, ни в академиях Фёдор Ильич не бывал, но повидать
успел столько, сколько иному и доктору наук не разгрести. Если бы в детстве,
когда он бегал по Караганде сыном бывшего ссыльного, ему открыли его будущие
приключения - он бы ничуть не удивился, потому что удивляться научился
только в зрелом возрасте. Пожал бы плечами: эка невидаль! Батырханову,
дескать, море по колено.
Батырханов - фамилия богатая. Означает господин богатырей. Богатырём
Фёдор сам всю жизнь себя ощущал, а потому и господствовать стремился больше
над самим собой.
Брат Степан - другое дело. Тот ни материнской фамилии никогда не поминал,
ни отцовское родословие не берёг. В шестнадцать лет, получая паспорт,
записался по матери русским (она считалась русская, как полукровка), и
страшно злился, когда младший брат, подрастя, вдруг решил на всю жизнь
остаться с клеймом немец. Федьке нравилось по молодости пофорсить. Гляди,
дескать, имя каковское: Фёдор. А отчество - Ильич. А фамилия - Сегедин.
Ну-ка, что в пятой графе? - Ась? - Хрена с два! Дивись, дуромоина.
Так эта неожиданная запись всех кадровиков поражала, что, куда бы ни
намечал Фёдор - всюду его принимали как самого что ни на есть проверенного и
кристального. Струхнул лишь однажды, придя в пароходский отдел кадров уже с
дипломом радиста: ох, вряд ли примут на суда заграничного плавания! Иди-ка