"Евгений Борисович Лапутин. Студия сна, или Стихи по-японски " - читать интересную книгу автора

И мы не говорим ему "Ауфидерзейн, господин немец", нет, мы не говорим
ему так.

Глава II


Вот из ящика вышли...
Разве ваши лица можно забыть?
Пара праздничных кукол.

Дома мальчиков встретила пустота и тишина, которых они, естественно, не
различили. Имеется в виду тот вид пустоты, когда обстоятельства изымают из
давно обжитого и освоенного пространства прежде всегда присутствующую там
фигуру, от которой теперь кроме фотографии с черненькой лентой можно было
найти и прочие следы минувшей жизнедеятельности. К ним следует отнести
осушенный лишь наполовину флакончик "Chanel", незаконченную акварельку с
изображением трактора без заднего колеса, букет роз, мандолину со спиралькой
порванной струны, тщательно вышитый мулине на белом шелке, приколотую к
пробковой дощечке бумажку, где рукой уже несуществующей Лидии Павловны было
написано: "Позвонить и сходить к зубному врачу".
Да, Лидии Павловны не было бесповоротно. Зато так же бесповоротно
теперь здесь все толкался какой-то посторонний люд, мгновенно слетевшийся на
огонек чужого несчастья. К сохранившимся еще с прежних времен кухарке
Ангелине и работнице Павле добавились какие-то женщины, чьи имена и
предназначения разом ссохшийся от горя Антон Львович запомнить никак не мог.
Нечетко чувствовалось, что все они находятся в паутиноподобной таинственной
связи либо с ним, либо с его так некстати умершей супругой.
Совсем со стороны была лишь кормилица Анна, толстая, неповоротливая и
ленивая, женщина-тюлень. Но именно к ней Антон Львович приглядывался с
особенным тщанием, покоренный ее истомой и огромной грудью, которая с тихим
журчанием беспрестанно вырабатывала молоко. Беззвучно, казалось, перемещаясь
по квартире не за счет движения ног, но подхваченный волной мерцающего
сквозняка, Антон Львович появлялся в дверном проеме комнаты, где Анна
кормила младенцев, и долго смотрел на всех троих сначала сурово, затем с
какой-то странной, плачущей улыбкой, которая выставляла его губы в новую,
незнакомую для всех, знавших Побережского, позицию. В такие мгновения ему
начинало казаться, что и все остальные вокруг могут перемещаться без помощи
ног, а силою невидимых крыльев. Работница Павла проплывала где-то в дальних
комнатах, с легкостью проникая сквозь светлые оштукатуренные стены; кухарка
Ангелина, не тяжелее, чем пар от сваренного ею бульона, выпархивала в
столовую; за окнами чья-то собака с витой, словно после бигуди, шерстью тоже
не касалась панели, а бесшумно парила в пространстве; стрелки больших
настенных часов не кружились по циферблату, а бессмысленно кувыркались, лишь
имитируя свой обычный ход.
Насытившись, мальчики засыпали, и соски Анны багровыми улитками
выскальзывали из их обезволенных ртов. Анна уже знала, что последует дальше,
и поэтому аккуратно откладывала детей от себя на прослойку из воздуха,
который баюкал их, и белым молочным пальцем манила к себе Побережского.
Ощущая себя младенцем, беспомощным и еще безумным совсем, Антон Львович
опускался на колени, приникал к животворящему источнику и жадно досасывал из