"Ольга Ларионова. Сотворение миров" - читать интересную книгу автора

растений. Но когда вот так, как сейчас... начинаешь с завистью вспоминать
о самшите, который и растет-то едва-едва.
Внизу что-то звучно треснуло, и Кирилл увидел вторая персиковый парус,
раскрывший свое полотнище возле стадиона. Третий лиловел над
метеоплощадкой, где приходилось работать ежедневно. Славно... Приближается
теплое время, и ему в любом уголке будет обеспечена прохладная тень.
Вот только непонятно, почему ни дальше по берегу, ни вдоль лишайниковых
склонов ничего подобного не наблюдается.
Он спрыгнул с уступа, на котором теперь одиноко торчал ссыльный
"штопор", поглядел на розовое солнышко и отметил, что становится жарковато
для ранней весны. Надо пойти к морю ополоснуться. Правда, если двигаться
напрямик, придется продираться через заросли, но ведь не впервой. Он
легким шагом подбежал к первым невысоким - всего в его рост - цветам, как
вдруг узкие восковые чашечки разом обернулись к нему, наклонились и
угрожающе часто защелкали твердыми лепестками, совсем как аисты клювами.
- Вы что, сдурели? - крикнул Кирилл, отступая и прикрывая лицо локтем.
"Характер показывают", - подумал он, теперь начиная понимать, кажется,
почему все предыдущие посетители Маковой Аллеи рано или поздно покидали
сей райский сад. Если и дальше так пойдет, то придется перебираться в
горы, синеющие километрах в пяти от моря, - там еще пока один лишайник.
Вымахали, понимаешь ли, с космодромную антенну, а ума ни на грош.
Он вернулся к своему ручью, где беспокойно шевелилась чуть побуревшая
лягушка, ступил на тропу, усыпанную принесенной с моря галькой, - тут были
одни глуповатые маки. Он задрал голову, удивляясь внезапному ускорению их
роста, и не сразу заметил, что ноги его ступают уже не по камешкам, а по
чему-то упругому. Он глянул вниз - узкий лист, напоминавший банановый,
устлал дорожку, и сейчас его боковые края хищно забились, словно он
собирался свернуться в трубочку, заключив внутрь человеческое тело. Кирилл
хотел рвануться вперед, но ноги его завязли в клейкой зеленой массе;
единственный выход был в том, чтобы мгновенно сгруппироваться и сильным
рывком покатиться вперед; тело проделало это быстрее, чем обдумал мозг, и
Кирилл из этой замыкающейся уже зеленой трубы вылетел, точно горошина из
стручка. Развернувшись, он помчался вперед со спринтерской скоростью и
вылетел на площадку возле домика, несказанно радуясь, что хоть она-то не
поросла скороспелыми макозубрами и тюльпанозаврами.
Впрочем... да, один таки пробился.
Возле самого порога торчал новорожденный желтый ирисенок, не
достававший Кириллу и до колена. Он еще явно не освоился на белом свете и,
запрокидывая нежную головку, отчаянно зевал, оттягивая вниз широкий
бородатый лепесток. Кирилл, как ни торопился, не выдержал и присел на
корточки - ничего нет забавнее и умилительнее, чем зрелище позевывающего
или чихающего новорожденного.
- Дыры небесные, черные и белые, - проговорил он, - неужели и ты
подрастешь только для того, чтобы меня слопать?
Желтенькая пасть разинулась снова, и Кирилл не удержался и сунул туда
палец. Ирисенок тотчас же палец выплюнул, отчаянно затряс лопушками
боковых лепестков и беззвучно чихнул, разбрызгивая медовую слюну. Кирилл
фыркнул. Стебель цветка резко отклонился назад, спружинил, бледные
лепесточки мигом собрались в щепоть, и Кирилл не успел отдернуть руку, как
ирисенок небольно, но обидно клюнул его в ладонь.